"Генри Филдинг. Столичные потехи (фарс) " - читать интересную книгу автора

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ


Лаклесс, Уитмор, Марплей-младший.

Марнлей-младший. Приветствую разлюбезного мистера Лаклесса! Мое вам
нижайшее почтение, сударь! Видите, дорогой, какую вы имеете надо мной
власть. Я являюсь по первому вашему зову, хотя сейчас меня дожидаются при
дворе несколько вельмож.
Лаклесс. Я весьма вам признателен. Понимаете, мистер Марплей, я сочинил
трагедию и хочу предложить ее вашему театру.
Марплей-младший. Так пришлите ее мне, и я выскажу вам свое о ней
мнение. Если только она поддается переделке, я охотно приведу ее в
надлежащий вид.
Уитмор. Как вы сказали, сударь: поддается переделке?
Марплей-младший. Ну конечно. Переделки всегда на пользу! Как бы хороша
ни была пьеса, без переделки она не годится.
Уитмор. Очень странная мысль!
Марплей-младший. Вы когда-нибудь сочиняли, сударь?
Уитмор. Нет, сударь, бог миловал!
Марплей-младший. Что ж, сударь мой, воля ваша. Когда вы надумаете сами
сочинить пьесу, вы поймете, что она нуждается в переделках. Возможно, вам
это покажется удивительным, сударь, но я переделывал и Шекспира.
Уитмор. Отчего же, и его можно.
Марплей-младший. Вот именно! Посмотрели бы вы, что приносят, - не
прожуешь! А мы, сударь, придаем этому сырому материалу нужную форму и лоск.
Это чистое заблуждение, будто пьесу создает автор. С таким же успехом можно
говорить, что картину создал продавец красок, а одежду - ткач. Мы с отцом,
сударь, все равно что поэтические портные. Ко всякой новой пьесе мы
подходим, как портной к материи: начинаем ее резать - кроить и перекраивать,
сэр, чтобы сделать ее впору нашей столице, - мы ведь лучше всех знаем ее
вкусы. Ведь поэты, между нами говоря, полные невежды!
Уитмор. О, не слишком ли, сударь?! Мистер Лаклесс может принять это за
обиду. К тому же, как я понимаю, вы тоже некогда баловали столицу своими
творениями.
Марплей-младший. Вы понятливый человек, сударь, и точно выражаете свои
мысли. Да, я, как вы изволили догадаться, тоже однажды совершил вылазку на
Парнас, так сказать, помахал крылышками над Геликоном. Больше меня там не
застанут! Понимаете, у лондонских зрителей есть какое-то предубеждение
против нашего семейства. Они провалили мою пьесу и даже не посовестились, а
надо бы! Из моей пьесы можно было сделать полдюжины романов! Она не походила
на комедии Уичерли* и Конгрива*, где для приманки публики знай себе сыплют
остротами, и каждый их только и ждет. У меня бы даже самый придирчивый
критик ни одной не сыскал. Мой диалог был незатейлив, прост и натурален и не
содержал ни единой шутки. Кроме того, сударь, в пьесе была любовная сцена,
исполненная такого неподдельного уныния, что исторгла бы слезу из каменного
сердца. И все же они освистали мое творение! Что ж, они освистали самих
себя! Больше я не буду для них писать. Не буду!..
Уитмор. Поимейте жалость к столичной публике, сударь.
Марплей-младший. Не уговаривайте, сударь. Я покончил с сочинительством.