"Лион Фейхтвангер. Изгнание" - читать интересную книгу автора

бы в хозяйственных мелочах он может помочь своим.
Пока Ганс не ушел, пока он болтает, невзрачная комната наполнена
жизнерадостным светом его восемнадцати лет. Но едва мальчик исчезает за
дверью, как сотни будничных мелочей с новой силой обрушиваются на Анну. На
столе - остатки еды и грязная посуда; Анна, всегда такая аккуратная, не
притрагивается к ней. Молоко не допито; надо надеяться, что мадам Шэ, их
приходящая прислуга, не сделает обычной глупости и не нальет свежее молоко
во вчерашнее. Анна уже несколько раз говорила ей об этом; но Шэ молода, у
нее в голове одни только мужчины, она безалаберна, вечно повторяет все те же
глупости. А у Анны нет времени поискать замену мадам Шэ и расстаться с ней.
Гнусно, что приходится забивать себе голову такими мелочами, вместо
того чтобы интересоваться музыкой Зеппа. Анна лежит с закрытыми глазами,
можно подумать, что она мирно спит. Но в голове у нее роятся мрачные мысли.
Ее гложет, что юность мальчика проходит в такой жалкой обстановке, что он
видит ее в постели с Зеппом, что волосы у нее не покрашены. Покрасить
волосы - это тридцать франков. Что такое тридцать франков? Пустяки. Но
теперь приходится думать о том, что на тридцать франков можно купить пять
кило рыбы, или два кило масла, или шестнадцать кило хлеба; хорошая комната
стоит в день тридцать франков, на эти деньги можно сделать сорок концов в
метро или три раза сходить в кино.
Анна, правда, примирилась с тем, что теперь все не так, как было
раньше, она в состоянии, и даже нередко, смеяться весело и от души, она и не
думает унывать. Но у нее невольно вырывается вздох, когда она вспоминает,
что Зепп в Мюнхене зарабатывал эти самые тридцать франков в пятнадцать
минут. Теперь ей приходится за тридцать франков работать почти целый день и
затем два дня высчитывать, как и на чем сэкономить, чтобы покрасить волосы.
Зепп обо всем этом не тужит. Сотни мелких тревог не терзают его целыми
днями, не мешают спать по ночам, они над ним не властны. Его не интересует,
что для мира он теперь никто; внутренне Зепп - все тот же, что и был. Но
люди, уже сейчас, через каких-нибудь два года после переворота, совершенно
забыли, какую роль он играл в музыкальной жизни Германии. Анна не плачет о
прошлом, нет так нет, что миновало, то миновало, но и не строит себе никаких
иллюзий. У Зеппа есть музыка, он пишет ее для себя и для нее, а вообще
работаешь и кое-как перебиваешься. Что до признания, которого Зепп добился
на родине, то оно было и сплыло, и здесь, в Париже, оно ему ни на йоту не
помогает заработать кусок хлеба.
И все же Зепп был прав, бросив службу тотчас же после прихода Гитлера к
власти. Не через день, так через два его все равно выжили бы. И то, что он
уехал за границу, было правильно и хорошо. Человек, который и раньше едва
переносил все сгущавшуюся атмосферу реакции, вряд ли мог бы жить в стране,
где хозяйничают гитлеры. Она с теплым чувством вспоминает, как решительно
этот обычно неповоротливый человек все бросил, какое желчное письмо о своем
уходе написал министру просвещения. Да и она тогда ни секунды не колебалась
и одобрила его решение.
Она и раньше говорила себе, что изгнание - это не краткий эпизод,
проникнутый героизмом и пафосом, а долгие, медленно ползущие годы,
наполненные мелкими неприятностями. Но к этому присоединились тысячи
мытарств, о которых они в Германии и представления не имели. Сколько хлопот
хотя бы с такой идиотской штукой, как удостоверение личности. Сроки их
паспортов истекли, а третья империя не воз обновляет их. Сколько беготни,