"Лион Фейхтвангер. Изгнание" - читать интересную книгу автора

что материал, обещанный Дитманом, стоящий. Ему, Беньямину, очень хочется
выпустить еще один номер "Трибуны", за который он мог бы полностью нести
ответственность.
Он сунул в карман сдачу со стофранковой бумажки. Поездка в Базель
обойдется недешево. Беньямин встал, чувствуя приятное тепло от бургундского;
бросаемый из стороны в сторону мчащимся поездом, вернулся в купе.
Постель уже приготовлена. Он запер дверь, наслаждаясь одиночеством.
Открыл окно, чтобы перед сном еще немного подышать свежим воздухом.
Разделся, кое-как разместил снятые с себя вещи, умылся, почистил зубы. Три
створки туалетного зеркала отразили его лицо, желтое, одутловатое, потное.
Оно не понравилось ему. Но глупым, во всяком случае, его нельзя назвать,
этого на могли утверждать даже германские генералы, его враги. Он принял
снотворное - без снотворного он не засыпал в поезде - и таблетку пирамидона,
чтобы проснуться завтра без головной боли. Включил настольную лампу,
выключил верхний свет. Разозлился, как всегда, что одеяло так крепко зажато
между диваном и стеной. Вытащил его оттуда, вытянулся удобно, закутался.
Так, теперь все в порядке, все хорошо. "О королева, как прекрасна
жизнь!" Только дороговата. Одна поездка - он уж знает себя - обойдется ему
около четырех тысяч франков. Дитману на покрытие расходов придется тоже дать
тысячи две-три, еще две тысячи уйдут на паспорт. Это много - и это мало. В
Берлине он иной раз зарабатывал такие деньги за две недели, у Гингольда ему
для этого нужно гнуть спину три месяца. Ильзе не стоит рассказывать, как
дорого обойдется поездка. В сущности, надо было бы ее попросить на ближайшие
месяцы несколько сократиться. Но это выше его сил. Стоит ему вспомнить, что
было, когда они из дорогого отеля "Рояль" переселились в более дешевую
гостиницу "Атлантик", и у него заранее отнимается язык.
Почти десять тысяч франков. И за что? За удостоверение личности, за
дурацкий клочок бумажки. Томас Манн, глядя на младенца, родившегося у
кого-то из его цюрихских знакомых, воскликнул: "Всего восемь дней от роду -
и уже швейцарец!" Горькая острота. Беттина Ламмерс, которая не имеет
обыкновения врать, рассказывала, что она ходила в префектуру семьдесят
восемь раз. Ее посылали от одного окошечка к другому, а документа она так и
по сей день не получила.
Нет, читать он уже не будет. Он выключил настольную лампу, и в купе
остался только слабый синеватый свет ночника. Беньямин потягивается и
позевывает в приятной сонной истоме. Нет, ему живется неплохо. Если
вспомнить, как мучаются другие эмигранты, то ему нужно еще славить и
благодарить бога. Как странно, что пришли на ум эти слова. Это оттого, что
он засыпает, - в такие минуты человек теряет над собой контроль и всплывают
слова из далекого детства. Да, он может славить и благодарить бога. Ему
повезло. У него есть счастливая возможность заниматься тем, к чему его
больше всего влечет. Великое удовольствие покрывать бумагу осмысленными
словами. Сначала это просто лист бумаги, белый, пустой и безмолвный, и вдруг
он обретает твой голос и говорит всякому, кто не отказывается слушать, все
то, что ты чувствуешь и думаешь. Вдобавок тебе платят за это занятие
столько, что можно сводить концы с концами, да еще чуть не каждый день
получаешь от каких-нибудь восторженных читателей благодарственные письма.
Да, тут ничего другого не скажешь, как только: слава и благодарение богу.
Или еще, как говаривал дедушка: "Все к лучшему". И неожиданно в нем
возникают древнееврейские слова, о которых он не вспоминал, наверное, лет