"Лион Фейхтвангер. Братья Лаутензак" - читать интересную книгу автора

подняла крик, что не впустит его, пока он не уплатит старого долга.
Высокомерно вручил он ей деньги. Затем не спеша стал опять устраиваться в
своей келье, в которой сможет наверняка, если подпишет договор с
"психологами", провести несколько спокойных лет.
Раскрыв облезлый чемодан, он положил обратно в шкаф взятое с собой
белье и домашнее платье. Прежде всего - лиловую куртку с шелковыми
отворотами и красивые туфли в тон, - их подарила ему Альма, портниха, самая
преданная из его подруг и на которую он меньше всего обращал внимания. Затем
поставил обратно на полку рядом с другими книгами том Сведенборга; он брал
его с собой к Алоизу, но так ни разу и не раскрыл. Наконец, развернул
плотную коричневую бумагу, извлек из нее свою маску и бережно повесил на
прежнее место, закрыв темное пятно на стене.
Проделав все это, он уселся в кресло и мысленно вступил снова во
владение своей комнатой. Решив подписать договор с Гравличеком и пойти на
связанный с этим отказ от мечты о внешнем успехе, он как бы вторично
завоевал свое маленькое царство.
Пусть она убога, эта комната, но здесь все неразрывно связано с его
существом. Вот письменный стол. Он - из обстановки родительского дома в
Дегенбурге, Оскару удалось спасти его. За этим столом сидел когда-то отец,
секретарь муниципального совета Игнац Лаутензак; сидя за ним, он внимательно
просматривал школьный дневник маленького Оскара, тот самый дневник, из
которого явствовало, что ввиду слабых успехов его сын оставлен на второй
год; из-за этого стола отец поднялся, чтобы его высечь. Вот картина на
стене - олеография в аляповатой рамке, на ней изображен сидящий в челне
Людвиг Второй Баварский, статный красавец-мужчина в серебряных латах; лебедь
влечет его челн по голубым водам. В детстве эта картина как бы смотрела
сверху на мальчика Оскара Лаутензака и казалась ему воплощением могущества,
сказочных грез и красоты - всего, к чему стоит стремиться в жизни; она была
для него идеалом и стимулом. Кроме того, в комнате висит маска, эта
Платонова идея его "Я", дорасти до которой он обязался.
И, наконец, четвертая стена, пуста, ничем не украшена. Однако эта
пустота значила для его внутреннего мира не меньше, чем маска. В своем
воображении Оскар закрывал ее ковром с картиной. Гобеленом. Когда Оскар был
еще мальчиком, его несколько раз приглашали в гости к хлеботорговцу Луису
Эренталю, самому богатому человеку во всем Дегенбурге; маленькая Франциска
Эренталь, возвращаясь из школы, иногда шла часть пути с Оскаром, и странный
мальчик, то застенчивый, то самоуверенный, произвел на нее впечатление;
там-то, в доме ее богатых родителей, он и видел на стене такой ковер. На нем
были изображены кавалеры и дамы верхом, в роскошных одеждах. "Это подлинник,
позднефламандский", - важно и небрежно проронила фрау Эренталь. И гобелен
навсегда врезался в память мальчика Оскара как символ величайшего богатства
и наивысшего успеха, а внутренний голос подсказывал, что и ему предназначено
судьбой когда-нибудь украсить свой дом столь же роскошным гобеленом; об
этой-то высокой цели и напоминала ему пустая стена, так же как напоминала
маска о тех внутренних обязательствах, которые на него накладывал его дар.
Таковы были мечты и символы, окружавшие его, когда он сидел в кресле
посреди своей вновь обретенной комнаты.
Профессор Томас Гравличек повернул окаймленное рыжеватой бородой
розовое лицо к входящему Оскару, разглядывая его сквозь толстые стекла очков
маленькими светлыми глазками.