"Лион Фейхтвангер. Братья Лаутензак" - читать интересную книгу автора

пело с пилигримами, трепетало, заклиная огонь...
Билет был в ложу на авансцене, и Оскар постарался одеться как можно
лучше. Он выбрал длинный черный сюртук, унаследованный от отца. Это был так
называемый "гейрок", еще не совсем вышедший из моды, - нечто среднее между
офицерским мундиром и пасторским сюртуком, нечто строгое, застегнутое на все
пуговицы и вполне подходящее для серьезной, торжественной оперы.
Оскар расхаживал по фойе Национального театра и вдруг - легкий толчок в
сердце: Адольф Гитлер! Фюрер был одет в точности, как он. В суетливой толпе,
которая все прибывала, он сначала не заметил Оскара. Но Оскар собрал все
свои силы, напряг всю свою волю, желая, приказывая, чтобы фюрер увидел его.
И - о, чудо! - фюрер устремил на него свой взгляд, на миг задумался, узнал,
направился к нему, протянул потрясенному Оскару руку, мужественно пожал ее и
многозначительно спросил:
- Как поживаете, господин Лаутензак? Вас, по-видимому, гнетут заботы? У
всех у нас, членов партии, они есть. Да, господин Лаутензак, настали трудные
времена. И тем сильней должна быть рождающаяся из них воля.
От Оскара к Адольфу Гитлеру прошла волна симпатии, понимания. Недавно
Оскар снова перечел "Майн кампф"; от этой книги на него повеяло его
собственным мироощущением, а сейчас он убедился, что фюрер и говорит так,
как пишет. Они связаны друг с другом, они - одно целое, эти двое мужей.
Фюреру приходится преодолевать те же затаенные сомнения. Оскар чувствовал
это из его слов. Фюрер, как и он, незнатного происхождения. В школе он,
подобно Оскару, не раз оставался на второй год, и строгий отец не прощал ему
этого. Подобно Оскару, ждал он, чтобы влиятельные люди в Берлине сказали о
его деятельности: "Изумительно!" Фюрер тоже не желал довольствоваться полу
успехами, он ставил на карту все.
Музыка действовала сегодня на Оскара сильнее, чем обычно. Резкие
противоречия между гротом Венеры, с его пламенными, всепожирающими
страстями, и Вартбургом, с его арфами и святыми песнопениями, - это
противоречия его собственной души. Он сам был Тангейзером; пронзительные,
чувственные содрогания скрипок и неистовая, озаренная то красным, то голубым
светом вакханалия в гроте Венеры - это Берлин баронессы фон Третнов, это
крахмальные манишки мужчин и украшенная жемчугами, обнаженная плоть женщин.
А сладостная и невинная свирель пастуха, торжественный призыв Вольфрама и
небесная любовь Елизаветы - это чистая телепатия, серьезная наука Гравличека
и по-матерински суровая привязанность Тиршенройт.
Музыка поднимала его и низвергала. Буйно трепетали в нем все
вожделения, сознание своей избранности переполняло его торжеством. Так сидел
он, облаченный в черный парадный сюртук, и с замкнутым, сосредоточенным,
даже поглупевшим от волнения лицом слушал музыку. И он был уверен, что
фюрера в его ложе сейчас терзают те же роковые вопросы: мучительный отказ от
своей миссии художника, буйная, священная жажда захватить власть и спасти
Германию, страстное желание показать, на что он годен, лежащему в могиле
отцу, податному инспектору.
Опера кончилась, отгремели звуки - неистовые и священные.
После глубокого душевного волнения у Оскара появился аппетит, он
почувствовал прямо волчий голод. Оскар отправился в тот самый итальянский
погребок, где уже был однажды, в надежде, что, может быть, там еще раз
увидит фюрера. И Гитлера тоже потянуло в этот погребок, и второй раз за этот
вечер он многозначительно кивнул ясновидящему.