"Лион Фейхтвангер. Братья Лаутензак" - читать интересную книгу автора

Оскар, талант, ясновидец, - сидит и не знает, как ему быть, ищет помощи у
него, младшего брата, которого столько раз предавал!
Он был доволен, но и виду не подал.
- У меня есть идея в том же плане, - сказал Ганс. - Я тоже хотел тебе
предложить - начни снова выступать. Но не в Варьете. Я считаю, что тебе
следует отдать свой дар партии.
Так вот оно что! И все? Таков, значит, хваленый проект Гансйорга? Оскар
не мог понять, чем тут можно особенно соблазниться. Он был разочарован.
Гансйорг тем временем развивал свою мысль. Он рассказывал о некой
баронессе Хильдегард фон Третнов. Эта Третнов - одна из влиятельнейших
берлинских дам, очень богатая, род древнее Гогенцоллернов; в ее доме бывает
весь берлинский высший свет, она - из немногих аристократок, поддерживающих
нацистскую партию. Кстати, именно эта Третнов и спасла Гансйорга: не будь
ее, он бы никогда не выпутался из той злополучной истории.
- И знаешь, когда она в первый раз пришла ко мне в тюрьму, меня сразу
же осенило: "Эта - прямо для Оскара!" - Он оживился. - Представь себе
картину: ты сидишь в тюрьме, дело идет о жизни и смерти. И вот сейчас придет
человек, о котором тебе сказали: это последний шанс. Если и тут не выгорит,
тогда крышка. Ты стоишь за решеткой в ожидании посетителя, и оказывается,
это женщина, и все зависит от того, как ты будешь говорить с ней, какое
произведешь на нее впечатление. Что же делает при такой ситуации Гансйорг?
Как только я ее увидел - аристократка, шикарная особа, хороша собой, черты
чуть резкие, рыжеватые волосы, смелая линия носа, как только я увидел эти
беспокойные шалые глаза, мне тут же, несмотря на угрозу смерти и на все мои
беды, пришло в голову: "А ведь она клюнет на Оскара!" И это не пустяк,
братишка, - похвастался он, - это доказывает мою любовь к тебе. "Господь бог
ее прямо-таки создал для Оскара", - подумал я.
Оскар сидел в кресле; лицо его было неподвижно, он смотрел не отрываясь
на раскрытую картонку. Он-то вообразил, что Ганс преподнесет ему
какой-нибудь сверхъестественный проект, а он, оказывается, всего-навсего
предлагает этот вздор. С уничтожающей вежливостью Оскар ответил:
- Очень любезно с твоей стороны, что ты в тюрьме вспомнил о брате. И
ты, конечно, предлагаешь мне этот план из самых лучших побуждений. Но,
должно быть, за время разлуки мой образ стерся в твоей памяти. Я, видишь ли,
не способен - прости за откровенность - подходить к женщине с мыслью о том,
много ли из нее можно выжать. Для меня коза - это коза, сколько бы молока
она ни давала. Уж как хочешь!
Гансйорг с дружелюбным видом слушал излияния брата, на его тонких губах
играла легкая улыбка. Затем он сказал:
- Ты в точности отец: он разглагольствовал так же высокопарно. И
все-таки ныне покойный господин секретарь муниципального совета женился на
нашей матери только потому, что у нее водились пети-мети, ради "молока", как
ты изволил выразиться. Да, да, от этой дегенбургской респектабельности не
скоро отделаешься. Ладно, - вдруг решительно прервал он себя. - Хватит об
этом.
Казалось, Оскар сейчас ответит ему сочным словцом, но, видно, одумался
и произнес почти просительно:
- Говори же.
Гансйорг подавил улыбку и подробно изложил свой план. Описал Хильдегард
фон Третнов, эту сверхэлегантную даму, ее рыжеватые волосы, светлые, живые,