"Лион Фейхтвангер. Братья Лаутензак" - читать интересную книгу автора

Оскар, воодушевленный этой встречей с фюрером, проводил брата до
гостиницы и спросил, не подняться ли вместе с ним наверх.
- Почему бы тебе и не подняться? - отозвался своим обычным развязным
тоном Гансйорг.
Он устал и сразу же лег. На нем была бледно-зеленая пижама. Оскар сидел
у его постели, как делал не раз, когда тот был мальчиком. Гансйорг оставил
гореть только одну лампочку; Оскар сидел на свету, кровать Гансйорга была в
тени. Оскар невольно обратил внимание на то, как горят в темноте маленькие
глазки брата. "Точно глаза зверя", - подумал он. Гансйорг весь вечер
отзывался о брате только с похвалой и любовью, но сейчас на него нашло
какое-то озлобление.
- Ведь ты такой дурак, Оскар, - сказал он с издевкой. - Если я не
займусь твоими делами, чего ты добьешься при всей своей интуиции? Маска
Тиршенройтши великолепна, ничего не скажешь, но ведь жрать-то надо! А что
она тебе даст? Если братишка тебе не поможет, ты так и останешься на бобах
со своим ясновидением и чистоплюйством.
Он долго еще продолжал дурацкие придирки. Сначала Оскар молчал и
терпеливо слушал, но в конце концов не выдержал и заявил:
- Что ж, ты добился успеха и ловко выкрутился из этой истории, ничего
не скажешь. Но быть героем процесса о шантаже, устраивать пальбу из-за
какой-то Карфункель-Лисси - на такие штучки не всякий пойдет.
Гансйорг громко зевнул.
- И охота тебе нести такую чушь, милый Оскар, - кротко возразил он.
Хоть тебе и сорок два года, а рассуждаешь ты, будто мы все еще ходим на
уроки к пастору Рупперту и готовимся к конфирмации. И потом, ты опять
передергиваешь: я всегда был свиньей только на девяносто процентов, а
свиньей на все сто был ты. Помнишь, как мы воровали яблоки в саду у
Пфлейдерера?
Оскар помнил. Это он тогда предложил обобрать яблоню. Они уговорились,
что Ганс будет стоять внизу и сторожить. А когда Пфлейдерер их накрыл, Ганс
просто-напросто удрал, не предупредив брата об опасности. Пфлейдерер поймал
Оскара на месте преступления и жестоко высек. Тогда Оскар наябедничал отцу,
чтобы Ганс тоже получил свое. Отец зверски выдрал Ганса. А Оскар стоял тут
же; он хорошо помнит, как отец сопел в свои густые, рыжеватые усы, помнит
свист его камышовой трости - нижний конец ее даже треснул, - помнит
возникшее в нем смутное ощущение неловкости оттого, что он на Ганса
наябедничал, и глубокое удовлетворение от сознания, что и Малыш получил
сполна свою порцию побоев. Все это неизгладимо запечатлелось в его памяти, и
он особенно удивился тому, что Малыш, спустя почти четверть века, все еще
попрекает его этой историей. А Ганс продолжал:
- Это было никому не нужно и просто подло, что ты тогда на меня
нажаловался.
Он говорил с раздражающей кротостью, но Оскар знал, что за ней таится
лютая злоба.
Весь вечер Гансйорг ради него распинался, а теперь вдруг ни с того ни с
сего вспомнил их старые счеты и пристает к нему с глупостями. В общем очень
странно. Хотя так бывало уже не раз.
Оскар мог бы многое возразить Гансйоргу. Но ведь тот как-никак устроил
ему встречу с фюрером, и Оскар сдержался.
- Вот уж нашел, о чем вспоминать, - сказал он, - с тобою я ссориться не