"Лион Фейхтвангер. Братья Лаутензак" - читать интересную книгу автора

книги - и все оказывалось никуда не годным вздором. Этим господам иногда
удается прочесть чужие мысли и чувства, но, как видно, в своих собственных
мыслях они разбираются плохо. Вероятно, дело здесь в том, что люди,
обладающие способностями к телепатии, склонны переоценивать значение таких
способностей. Если вы воздержитесь от этого, господин Лаутензак, если вы
будете все описывать честно и без притворства, то ваша книга окажется
полезной.
С недоверием к телепатии Оскар встречался много раз. По теории
профессора Гравличека, способность ясновидения - не преимущество, а
недостаток. Он считал ее пережитком более ранней ступени развития
человечества. Подобно аппендиксу и копчику у человека сохранилось от тех
времен, когда его критические способности, его разум были еще слишком мало
развиты, множество атавистических, теперь уже ненужных инстинктов,
сохранилась способность к предчувствиям, не контролируемым рассудком.
Критический рассудок ясновидящего представлялся профессору слишком
тонкослойным, разум телепата не мог устоять перед напором его
гипертрофированной подсознательной сферы.
Пускаться в дискуссию с человеком, придерживающимся подобных теорий,
было бессмысленно. Поэтому Оскар только поднял брови с выражением
безнадежности и отвел глаза от профессора.
И тут он обнаружил в темном углу комнаты бронзовую статуэтку
"Философа". Какая низость! Вот он сидит перед Оскаром, этот окаянный
профессор, и важничает, и издевается над ним; а благодаря Оскару он только
что провернул весьма выгодное дельце. Ярость пробудила в Оскаре красноречие.
- Тот, - сказал он с безукоризненно вежливой иронией, - тот, кто готов
платить другому двести пятьдесят марок в месяц, купил себе право бросать
этому человеку в лицо свое мнение, даже если оно и не отличается
тактичностью.
Однако гном только усмехнулся в рыжеватую бороду и ответил:
- Вежливой науки, милый мой, не существует. И для ученого телепат, - он
ухмыльнулся, - ну, это... телепат.
На грубости умный человек отвечает светской учтивостью.
- Уж мы как-нибудь сговоримся, профессор, - сказал Оскар, пустив в ход
самые бархатные нотки своего голоса, и примирительно улыбнулся. Величайший
знаток материального мира и не слишком плохой телепат - это не так уж мало,
дело у нас пойдет.
Оскар надеялся, что после намека Гравличек наконец заговорит о денежной
стороне вопроса. Договор был ему необходим, и прежде всего необходим аванс.
Однако профессор ничего не сказал, и снова воцарилось неловкое молчание.
Может быть, навести разговор на эту тему? Едва слышно в душе Оскара
вдруг зазвучали предложения Алоиза и зашевелились погребенные мечты о
сценической карьере. Нет, после того как гном выказал столько наглости и
презрения, Оскар и не заикнется о договоре. Скорее язык себе откусит.
И так как ни он, ни профессор не затронули этого вопроса, Оскар, бросив
последний взгляд на "Философа", ушел ни с чем.
Несколько дней спустя Оскар получил телеграмму из Берлина. Его брат
Ганс, или Гансйорг, как он эффектно, в духе "новой Германии", называл себя
теперь, сообщал ему, что следствие по его делу прекращено, он отпущен на
свободу и послезавтра прибудет в Мюнхен.
Перед каждым, кто заговаривал о брате, особенно перед Алоизом, Оскар