"Лион Фейхтвангер. Рассказы" - читать интересную книгу автора

искусных кузнецов и призывает на свою голову гнев тамошних богов в том
случае, если нарушит клятву.
Больше еще испугался страдалец, в бедах постоянный, чем при виде
железа. Конечно, и раньше слыхал он о таких значках и знал, что они в ходу
у народов далекого востока и юга. Однако он думал, что это обычная волшба,
колдовство как колдовство, которое когда действует, а когда и нет. Теперь
же, когда Алкиной все растолковал ему, он понял, что эти черты и резы
стоят большего. Они были орудием, которое могло закреплять мимолетные,
бесплотные слова; они делали невидимое видимым, преходящее непреходящим,
они делали людей равными богам. Удручающе ясно стало ему, какую перемену в
жизни смертных и в их мыслях вызовет употребление этих нацарапанных
знаков. И в тот же миг подумал он, что его богоравные ахейцы, не столь
быстрые разумом, как феакияне, должны будут немало потрудиться, прежде чем
запомнят все знаки для всех слов. Да и у него самого как пойдет дело в
шестьдесят лет? Не слишком ли он стар, чтобы перенять это страшное и
полезное новшество - уменье писать? И столько треволнений увидел он
впереди, столько трудов и смут, что голова его закружилась, словно после
кораблекрушения в бурю, когда белопенные волны бросали его вверх и вниз.
Едва удалось ему, как того требовал добрый обычай, не показать вида
хозяину и сохранить притворное равнодушие.


Потом пришла и царевна Навсикая. Он помнил первую встречу с нею. Она
играла в мяч со своими подругами и служанками, а он вышел к ним из чащи
кустов, обнаженный, весь в кровавых ссадинах и царапинах, весь грязный от
ила и прелых листьев, - и при виде его все разбежалися врозь. Лишь она
одна не покинула места - прекрасная белорукая Навсикая, и взглянула на
него дружелюбно.
Об этом он вспомнил, едва она появилась. Но она уже не походила больше
на тот образ, что запечатлелся в его душе. На ней было теперь покрывало,
головная повязка и венец - она вышла замуж. Ему, раз уж он не остался, и
не приходилось ждать ничего другого: он мог предвидеть, что она не откажет
кому-нибудь из посватавшихся за нее знатных феакиян. Но все же он
разгневался, убедившись, что муж ее - тот самый злоумный Евриал, что тогда
оскорбил его дерзкой насмешкой, хоть сам был только странствующим купцом,
а не героем. Царевне Навсикае пристало бы выше чтить память о нем,
Одиссее: она не должна была выбирать именно этого человека, чтобы делить с
ним ложе.
Они поговорили дружелюбно, но сердце у него по-прежнему полно было
неприязни и неуверенности... "Я Одиссей, - думал он, - сын Лаэрта,
хитроумнейший среди смертных, молвой до небес вознесенный. Но я не знаю и
при всей моей мудрости не могу решить, не лучше ли мне было тогда остаться
на этом благодатном острове и не возвращаться к себе на Итаку, где до сих
пор и живут, и трудятся, и воюют так же, как делали это предки. Если бы я
остался, до сего дня глядели бы на свет нечестивые женихи, и один из них,
вероятно, Амфином, лежал бы в постели разумной Пенелопы, а Телемаха
оттеснили бы в сторону. Я сам, Одиссей, был бы зятем властителя Алкиноя,
его преемником и наследником всех его богатств, и белорукая Навсикая
родила бы мне сыновей. А может быть, я поступил тогда умнее, вернувшись
домой. Потому что здесь, на острове, мне пришлось бы изо дня в день