"Лион Фейхтвангер. Настанет день" - читать интересную книгу автора

он.
Если уж не ему достался жирный кусок, то лучше пусть этот кусок получит
император, чем кто-нибудь другой. Хотя Домициан и позволял себе с ними
злые шутки, пятеро мужчин, собравшихся в маленьком зале, все же искренне
были преданны ему. DDD, несмотря на свои мрачные причуды, умел производить
впечатление не только на массы, но и на тех, с кем допускал известную
близость.
Клавдий Регин сначала слушал с легкой гримасой. Затем он снова обмяк и
сидел в кресле, развалясь, раскисший, сонный.
- Им-то легко, - сказал он вполголоса Юнию Маруллу, кивая на трех
остальных министров, - они молоды. Зато, Марулл, только у нас с вами есть
преимущество, которого не было пока что ни у кого из друзей императора, -
наш возраст: ведь и вам и мне уже за пятьдесят.
Тем временем Норбан остановил Криспина в каком-то углу. Спокойно,
слегка угрожающим тоном, понизив грубый голос, чтобы другие не слышали его
слов, он сказал:
- У меня есть для вас еще одна приятная новость: на Палатинских играх
будут присутствовать весталки, так что вы сможете увидеть вашу Корнелию.
Смугловатое лицо Криспина стало почти глупым, настолько он растерялся.
Он несколько раз говорил о весталке Корнелии нагло и похотливо, но только
в кругу ближайших друзей, ибо император требовал самого строгого уважения
к его сану верховного жреца и не терпел ни малейшей непочтительности к
своим весталкам. Сейчас Криспин точно вспомнил те слова: "Будь эта
Корнелия хоть с головы до пят зашита в свое белое одеяние, я все равно
буду с ней спать", - хвастливо заявлял он. Но какими дьявольскими путями
дошло это опять до проклятущего Норбана?
Наконец министров попросили в рабочий кабинет императора. Домициан
сидел у письменного стола на высоком кресле, облаченный в подобающий
только ему наряд императора, и даже обут он был в неудобные башмаки на
высокой подошве, хотя его ноги заслонял стол. Он желал быть богом во всем
и с почти жреческой величавостью ответил гордым кивком на подобающий богу
церемониал смиренных приветствий.
Тем резче противоречила этой манере держаться та деловитость, с какой
он повел совещание. Хоть и проникнутый сознанием своей божественности, он
трезво проверял своим человеческим рассудком аргументы и возражения,
приводимые его министрами.
Обсуждался в первую очередь проект закона, по которому верховный надзор
за нравами и сенатом навсегда передавался в веденье императора, а права
корпорации-соправительницы сводились к пустым формальностям, и,
следовательно, единодержавие становилось реальностью. Каждый аргумент,
обосновывающий это предложение, разработали до мельчайших стилистических
тонкостей. Потом занялись вопросом о том, как сочетать основные требования
войны и мирной жизни. Тут надо было, с одной стороны, предоставить в
распоряжение военного инженера Фронтина большие суммы, чтобы он мог
продолжать возведение вала для защиты от германских варваров, с другой -
найти деньги для раздачи наград и повышения жалованья частям армии,
отправляющимся на фронт. Вместе с тем нельзя было просто-напросто
приостановить крупное строительство, начатое в Риме и в провинциях. Это
могло повредить престижу императора. На чем же можно было сберечь деньги?
Где и на что еще повысить налоги, не слишком обременяя подданных? Затем