"Лион Фейхтвангер. Мудрость чудака, или Смерть и преображение Жан-Жака Руссо" - читать интересную книгу автора

Из туманных мыслей последних дней возник план действий. Надо обратиться
к провидению. Воззвать к нему, пусть из недр. Неизвестного пошлет
человека, которому он сможет доверить свою рукопись. А если судьба откажет
ему в этом, если он такого человека не найдет, он передаст свою рукопись
самому богу, положит ее на алтарь.
Но осуществление этого плана требовало нового, большого, очень тонко
написанного творения. Он мог бы вернуться к себе на квартиру, но опасался,
что Тереза и ее мать попытаются отговорить его от задуманного, а он
изнемог, у него нет сил для новых перепалок. Где найти ему, гонимому со
всех сторон, такого друга, который без долгих расспросов приютил и выручил
бы его?
На ум ему пришел один-единственный человек, не навязчивый, с простым,
хорошим лицом. Звали его Франсуа Дюси, он сочинял трагедии и глубоко
сострадал Жан-Жаку в его бедах.
К нему-то украдкой и направился Жан-Жак. Попросил Дюси приютить его у
себя на одну-две ночи, никому ничего об этом не говоря. И сам Дюси пусть
не тревожит его. Потом сказал, что ему нужны бумага, чернила и перья. Дюси
без лишних слов все исполнил.
Жан-Жак принялся за работу. В пламенных словах взывал он ко всем тем
французам, которые еще почитают право и правду. "Почему меня, одинокого,
многострадального человека, вот уж пятнадцать лет унижают, высмеивают,
оскорбляют, отказывают в признании, никогда не говоря мне, за что? Почему
только я один не знаю, за что меня обрекли на эти муки? Французы! Вас
обманывают, и так оно будет, пока я живу".
Все, что он писал, шло из глубины честного, отчаявшегося сердца, но
снова и снова выражал он свои мысли и чувства в темных, витиеватых словах,
и те, кто не знал близко творений, жизни Жан-Жака, его существа, с трудом
могли бы понять его.
Он исправлял текст воззвания, сжимал, расширял, потом, придав ему форму
прокламации, заготовил много копий. Он писал весь долгий день. Писал и при
свечах всю ночь напролет. Пересчитал количество листков, заготовленных им,
- их было тридцать шесть. Достаточно, вероятно, чтобы умилостивить случай
и найти своему великому произведению достойного читателя.
Так же тайно, как он появился, он покинул квартиру Дюси. Прокламации он
рассовал, по карманам и за обшлага рукавов; книга его самооправдания -
"Диалоги" - опять лежала в дорожном мешке.
Он направился в Люксембургский сад. В одной из безлюдных аллей выбрал
скамью. Достал из карманов листки, из саквояжа - объемистую, обернутую
плотной бумагой рукопись. Так сидел он в тенистом уголке, худой,
изможденный старик, с испитым, изрезанным морщинами лицом, бессильно
опустив плечи, положив возле себя "Диалоги" и воззвания - этот крик мольбы
о человеке, который поймет его. Он смотрел на пляшущие солнечные зайчики
под колышущейся листвой, радовался легкому весеннему ветерку; собирал силы
для задуманного отважного шага.
Внимательно оглядывал гуляющих. Он умел читать в человеческих лицах.
Если пройдет кто-нибудь, кто покажется ему отзывчивым, он даст ему
воззвание, и если прочитавший листок выкажет взволнованность, Жан-Жак
вручит ему свою большую рукопись, чтобы тот сохранил ее для грядущих
поколений.
Здесь было мало прохожих. Но все они шли медленно, не торопясь, они