"Лион Фейхтвангер. Гойя, или Тяжкий путь познания" - читать интересную книгу автора

взгляд стал острым.
Он долго смотрел. Затем откашлялся.
- Вот теперь это то, - сказал он наконец хриплым голосом. - Теперь все
есть: и воздух, и свет. Вот теперь это твой настоящий серый тон,
Франсиско.
Лицо у Гойи сияло, как у мальчишки.
- Ты это серьезно, Агустин? - спросил он и обнял друга за плечи.
- Я редко шучу, - сказал Агустин.
Он был глубоко взволнован, чуть ли не сильнее, чем сам Франсиско. Он не
учился сыпать цитатами из Аристотеля и Винкельмана, как дон Мигель
Бермудес или аббат. Этого он не умеет, где ему, он скромный художник, но в
живописи он понимает, как никто, и знает, что вот этот Франсиско Гойя, его
Франчо, создал великое произведение, опередившее свой век: он освободился
от линии. Другие художники стремились все время только к чистоте линии, их
живопись, в сущности, была раскрашенным рисунком. Франсиско учит людей
видеть мир по-новому, видеть во всем его многообразии. И, несмотря на свое
самомнение, он, верно, не знает, как велико, как ново то, что он создал.
Гойя меж тем нарочито медленно взял кисти и начал их тщательно мыть. Не
отрываясь от работы, в душе ликуя, но также нарочито медленно он сказал:
- Вот теперь я еще раз напишу тебя, Агустин. Только изволь надеть твой
замызганный коричневый кафтан и скорчить твою самую мрачную мину.
Получится замечательно, с моим-то серым тоном, правда? Твой мрачный вид и
мой светлый тон - эффект получится необычайный. - Он подошел к огромному
портрету генерала верхом на коне, над которым все еще трудился Агустин. -
Уж больно хорош лошадиный зад! - признал он. Затем, хоть это и не было
нужно, еще раз вымыл кисти.

Агустин меж тем был полон
Нескрываемого счастья.
Шутка ли? Ведь он товарищ,
Друг такого человека!
Да, пускай не очень ловко,
Но ведь он помог Франсиско,
Своему родному Франчо,
Верное найти решенье.
И, сияя от восторга,
На художника глядел он,
Как отец глядит порою
На талантливого сына,
От которого он может
Ожидать любую шалость,
Все ему простить готовый.
И себе сказал он твердо,
Что сносить отныне будет
Терпеливо все причуды
Необузданного друга.



6