"Лион Фейхтвангер. Гойя, или Тяжкий путь познания" - читать интересную книгу автора

На следующий день дон Мигель и донья Лусия Бермудес, извещенные, что
портрет наконец готов, явились в мастерскую к художнику.
Франсиско Гойя и Мигель Бермудес были близкими друзьями, хоть каждый и
находил в другом недостатки. Дон Мигель, первый секретарь всесильного дона
Мануэля герцога Алькудиа, из-за кулис вершил судьбами Испании. Ему,
человеку передовому, в душе франкофилу, приходилось проявлять большую
изворотливость, чтобы противостоять в такое время козням инквизиции. И
Франсиско удивлялся той скромности, с которой Мигель скорее скрывал, чем
выставлял напоказ свою власть. Зато как ученый, а главное как историк
искусства Мигель был менее скромен и в опубликованном им объемистом
Словаре художников судил обо всем весьма самоуверенно.
Сеньор Бермудес, следуя теориям Винкельмана и Рафаэля Менгса, признавал
только благородную простоту линий, требовал подражания античным
художникам. Менгс и Байеу, шурин Гойи, были в его глазах величайшими
современными мастерами Испании, и он с учтивым сожалением педанта порицал
своего друга Франсиско за то, что тот в последнее время все чаще отходит
от классической теории.
Франсиско по-мальчишески радовался, что как раз портрет Лусии покажет
другу, чего можно достигнуть, пренебрегши правилами; он был убежден, что
Мигель, несмотря на свой академизм, восприимчив к подлинному искусству.
При всем своем наигранном равнодушии непогрешимый Мигель был очень
заинтересован новым произведением, и Гойя хотел сначала дать ему время
пространно изложить свои ценные принципы, а затем поразить его
серебристо-мерцающей доньей Лусией. Поэтому он повернул написанную им даму
вместе с воздухом, светом и всей ее красотой к стене, так, что видна была
только изнанка грубого, незагрунтованного, серовато-коричневого холста.
Все случилось, как он и ожидал. Дон Мигель сидел, закинув ногу на ногу.
С чуть заметной улыбкой на белом, слегка напудренном четырехугольном
большелобом лице указал он на объемистую папку, которую принес с собой.
- Мне посчастливилось, - начал он, - несмотря на войну, приобрести
парижские гравюры. Вы оба, мои дорогие, и ты, Франсиско, и вы, дон
Агустин, просто диву дадитесь. Эти гравюры Мореля, они сделаны с наиболее
значительных за последние годы произведений Жака-Луи Давида.
Жак-Луи Давид был самым известным французским художником, главой той
классической школы, которую так высоко ставил сеньор Бермудес.
Наряду со сценами античной древности гравюры изображали людей и события
современной истории, но также в классическом духе: французские депутаты в
зале для игры в мяч, дающие клятву свергнуть произвол тирании, портреты
Дантона и Демулена, а главное - Марат, убитый в ванне.
Творчество французского художника было чуждо и духу и творчеству
Франсиско. И все же он лучше, чем кто-либо, понимал, сколько искусства
вложено в эти картины. Хотя бы мертвый Марат. Голова беспомощно упала
набок, правая рука беспомощно свесилась из ванны, а в левой еще зажато
прошение, переданное коварной убийцей. Картина написана холодной рукой
мастера, обдуманно и спокойно, и, однако, как это волнует. Как прекрасно и
величественно, несмотря на весь реализм изображения, некрасивое лицо
Марата. Как сильно, должно быть, любил художник этого Друга народа.
Грандиозность события, изображенного во всей его страшной
действительности, так ошеломила Гойю, что на некоторое время он перестал