"Лион Фейхтвангер. Гойя, или Тяжкий путь познания" - читать интересную книгу автораЛусия Бермудес была известна в Мадриде как одна из немногих замужних дам,
у которой не было _кортехо_ - общепризнанного любовника. Франсиско, перед которым, пожелай он только, не устояла бы ни одна женщина, конечно, мог бы стать любовником доньи Лусии. То, что он явно этого не хотел, было приятно Агустину, но в то же время и обидно. Однако он был в достаточной мере знатоком, чтоб подойти к портрету только с художественной меркой. Он видел, что портрет хорош, но то, чего хотел Франсиско, не вышло. Он сожалел об этом и радовался. Он отошел, вернулся к своему большому полотну и снова принялся молча работать над крупом генеральской лошади. Гойя привык, что Агустин стоит у него за спиной и смотрит на его работу. Портрет доньи Лусии не удался, но все же то, что он сделал, было ново и дерзновенно, и он с нетерпением ждал, что скажет Агустин. Когда же тот снова молча уселся перед своим конным генералом, Гойя пришел в ярость. Ну и наглец же этот недоучка, а давно ли, кажется, он кормился даровыми обедами! Что бы этот несчастный делал, если бы не он, Франсиско? Жалкий кастрат! Вздыхает по женщинам, а сам не верит в себя. Никогда он ничего не добьется. И такой вот осмелился без единого слова отойти от его картины! Но Гойя сдержался. Будто и не заметил, что Агустин разглядывал портрет. И продолжал работать. Две минуты он выдержал, потом мрачно, подозрительно спокойно бросил через плечо: - Что ты соблаговолил изречь? Ведь ты знаешь, я опять хуже слышу. Мог бы не полениться пошире разинуть рот, тебя бы не убыло. Дон Агустин ответил очень громко и очень сухо: - Я ничего не сказал. столб, - ворчал Франсиско, - а когда тебя не спрашивают, тогда из тебя слова рекой льются. Агустин ничего не ответил. А обозлившийся Гойя не унимался: - Я обещал генералу Рикардосу еще на той неделе сдать эту мазню. Когда, наконец, ты закончишь свою лошадь? - Сегодня, - сухо ответил Агустин. - Но тогда вы найдете, что у вас еще не доделана душа генерала. - Ты виноват, что я не сдам заказ вовремя, - вскипел Гойя. - Я думал, настолько уж ты набил себе руку, чтоб не возиться целую неделю с лошадиным задом, - постарался он уязвить Агустина. Тот не обиделся на друга за грубость: то, что Франсиско говорил, в счет не шло; в счет шло только то, что он писал, а писал он, что видел и чувствовал, правдиво и честно, и портреты его часто граничили с карикатурой. На портретах же, которые Франсиско написал с него, с Агустина, не только надпись гласит: "Дону Агустину Эстеве его друг Гойя", - это действительно работа друга. Гойя опять принялся за портрет, и опять некоторое время оба работали молча. Потом кто-то постучал в дверь, и в мастерскую без доклада вошел гость - аббат дон Дьего. Гойе не мешало, когда смотрели, как он работает; он знал, что такое упорный труд, и издевался над никчемными художниками, вроде Антонио Карнисеро, которые вечно разглагольствуют о вдохновении. Друзья и дети Франсиско могли в любое время прийти в мастерскую, могли задавать ему |
|
|