"Лион Фейхтвангер. Безобразная герцогиня Маргарита Маульташ" - читать интересную книгу автора

рыцари, едва король уехал, словно очнулись от хмеля, объединились,
стакнулись с Робертом Апулейским и, несмотря на храброе и искусное
сопротивление принца Карла, в две-три недели выгнали Люксембургов из
страны. Разбитые, опозоренные, унылые, потные, бежали серебряные рыцари из
Ломбардии, в которой кипело знойное лето. Иоганн, уже во время катастрофы,
наспех и отчаянно торгуясь, ухитрился еще заложить некоторым немецким
дворянам итальянские города, которых он давно лишился. Но этого хватило,
чтобы покрыть лишь малую часть тех чудовищных сумм, которые ему стоил
тосканский поход. И еще много лет спустя, в Париже, в Праге, в Трире, где
ему приходилось жить, появлялся, подобно тени, невзрачный мессере Артезе
со своими двумя братьями и, усердно кланяясь, предъявлял закладные и
векселя, эти единственные остатки ломбардского королевства.
Как ни странно, но итальянская авантюра Иоганна именно из-за своей
неудачи приобрела в глазах Маргариты особую яркость и значение. Теперь эта
авантюра кончена и завершена, теперь она стала былью, стала историей. Даже
стихи господина фон Шенна, его неправдоподобные легенды казались Маргарите
уже более реальными, живыми. Деяния короля Иоганна в Ломбардии напоминали
эти небылицы. И все же это было действительностью. Маргарита видела все
собственными глазами.
Главное - сохранить ясность мысли. Если смотреть на дело спокойно и
трезво, то Иоганн потерпел крушение из-за недостатка денег. Деньги,
правда, не все; тем не менее сила их огромна. Жаль, что ее отец понимает
это столь же мало, как и ее свекор. Она часто беседовала об этом с Иоанном
Виктрингским. Вот папа совсем другое дело. Иоанн XXII, этот древний старец
в обличий карлика, сидел в своем дворце в Авиньоне и копил деньги. Копил
монеты, слитки, серебро, золото, векселя, закладные. Ох, и следил же он,
не спуская глаз, чтобы каждый аккуратно вносил десятину и сборы. Едва
какой-нибудь епископ опоздает, как папа сейчас же грозит ему отлучением.
Бедный епископ Генрих Триентский! Что дала ему ревностная борьба в защиту
законного папы! Он не смог уплатить те шестьсот сорок дукатов, которые с
него требовал Авиньон, и папа метнул в него молнию отлучения! А как
искусно папа умел распределять высшие церковные должности! Каждый новый
епископ обязан был внести в курию все свой доходы за целый год. Если же
какой-нибудь епископ умирал, то папа не сажал на его место нового прелата,
нет, он назначал кого-нибудь из уже имевших епископство, так что со
смертью каждого епископа освобождался ряд папских ленов. Поэтому среди
высших иерархов происходило постоянное перемещение: они приходили и
уходили, точно на постоялом дворе. А святой престол собирал жирные аннаты.
"Оборот! Оборот! Оборот!" - твердил папа и его кассиры. Да, папа Иоанн
знал в этом толк. Не мудрено, ведь он был родом из Кагора, города банкиров
и биржевиков. Большая часть западноевропейского золота текла в его кассы.
Папа был влюблен в деньги; он не в силах был заставить себя опять пустить
их в дело. А мог бы с их помощью снова завоевать Рим и Италию. Однако он
слишком любил деньги, не способен был с ними расстаться. Он сидел в своем
Авиньоне, этот древний старец, точно гном над сокровищами, разглаживал
векселя и закладные, перебирал золото, и оно струилось между его высохшими
гномьими пальцами.
Но если умному, энергичному папе вредила в политике его жадность, то
дипломатия императора, а также Люксембуржца и Каринтийца страдала от их
финансового легкомыслия. Внимательно слушала Маргарита, когда аббат