"Лион Фейхтвангер. Лже-Нерон" - читать интересную книгу автора

Гомера "Будет некогда день", раб отнюдь не счел эти слова пустой
болтовней. Напротив, он тотчас же поставил их в связь со слухами, что
император Нерон жив. О предстоящей перемене Теренций толковал ему уже в
Риме, в пору своих таинственных отлучек; к этому он присовокупил, однако,
обещание, что как только эта перемена наступит, он даст Кнопсу вольную.
Рассчитывая на эту перемену, он терпеливо ждал, и теперь его сердце
согревалось надеждой, что, наконец, этот день и в самом деле наступит, и
тогда исполнится его заветная мечта: он поселится где-нибудь на Востоке,
откроет собственное дело, обведет вокруг пальца своих друзей и будет
распускать о них злые сплетни и наглые остроты.
Вечером этого дня Кнопс пошел к одному из этих друзей, к самому
близкому - горшечному мастеру Гориону. У него он обычно проводил большую
часть своего досуга. Горион был коренной житель Востока, тучный, с круглой
головой и маленькими хитрыми глазками. Он много болтал, усиленно
жестикулируя, как и Кнопс. Но, в отличие от Кнопса, он не вкладывал свою
энергию в работу, а заполнял день тем, что жадно ловил всякие слухи,
подолгу просиживал с деловым видом у своих многочисленных знакомых,
бранился и сплетничал. Он был хитер, легковерен и принимал близко к сердцу
разные политические перемены, происходившие в его городе. Каждую из этих
перемен он встречал с неизменным восторгом - тем быстрее наступало
разочарование, и он с тоской вспоминал, как хорошо было раньше.
Отцы и праотцы Гориона с незапамятных времен жили в этой стране, они
были свидетелями смены вавилонских, ассирийских, греческих, римских,
иранских, арабских правителей. Новых владык они принимали, как солнце, или
как град, или как наводнение. Вздыхали и терпели. Цепляясь за свою землю,
ели, пили, рожали детей, почитали богиню Тарату и ее рыб и работали
столько, сколько было необходимо, чтобы прожить и дать завоевателю то, что
ему удавалось выжать из них побоями и пытками. Чужие князья и правители
исчезли, а семья Гориона оставалась. Остался и он. Теперь он бранился и
терпел, как бранились и терпели они.
Вот с этим Горионом Кнопс искренне подружился: ему отчасти льстило, что
Горион, свободный человек, так охотно с ним разговаривает, а с другой
стороны, он был уверен, что стоит выше Гориона по знанию дела, пониманию
жизни и уму. С видом знатока разглядывал Кнопс двенадцатилетнюю дочь
Гориона, маленькую Иалту: он заставил Гориона обещать ему, что тот отдаст
ему Иалту в жены, когда наступит великая перемена и Кнопс уже не будет
рабом. Сегодня, убежденный, что этот день скоро придет, он вслух смаковал
все подробности воображаемой первой ночи с маленькой Иалтой. Но Горион,
отец Иалты, лукаво и как бы угрожающе поднял вверх палец и лишний раз
напомнил Кнопсу, рабу из Киликии, старую поговорку: "Кария, Киликия, и
Каппадокия - три "К", от которых тошнит, - тому свидетель Зевс". На это
Кнопс, оскорбленный в своем патриотизме, с необычным для него жаром
ответил, что, по вкусу это Гориону или не по вкусу, он, Кнопс, будет спать
с его Иалтой. Этого Горион стерпеть не мог, он сказал, посмеиваясь:
- Посмотрите-ка на этого Кнопса из Киликии, на это "К", от которого
тошнит!
В довершение обиды он произнес имя "Кнопс" с беглым, кратким "о". Но
Кнопс, веря в звезду своего господина, еще более рассвирепел и ответил,
что будет спать не только с дочерью Гориона - Иалтой, но и с богиней
Гориона - Таратой. Это последнее неслыханное оскорбление, которое раб