"Лион Фейхтвангер. Сыновья ("Josephus" #2)" - читать интересную книгу автора

хитроумнейший адвокат, будь то сам Марулл или Гельвидий, оправдать его
перед проклятым хитрым восточным богом, перед этим невидимым Ягве?
Центурион Пятого легиона повторил, согласно уставу, полученный приказ. Тит
видит его перед собой, этого капитана Педана, как он стоял тогда перед
ним, мясистый, с голым, розовым лицом, массивными плечами, мощной шеей, с
одним живым и одним стеклянным глазом. Он еще будто слышит, как капитан,
повторяя приказ, произносил его своим пискливым голосом. Затем, сейчас же
после того, как Педан кончил, наступила крошечная пауза. Тит и теперь
хорошо помнит ощущение, испытанное им во время этой крошечной паузы, -
нужно разрушить вон то белое с золотым, храм этого жуткого невидимого
бога, его нужно растоптать; вот что он тогда почувствовал. Иерусалим
должен погибнуть, Hierosolyma est perdita, начальные буквы этих слов, -
хеп, хеп, - вот что он тогда почувствовал совершенно так же, как и его
солдаты. Но что он почувствовал - это его дело. Мысли невидимы, отвечать
нужно только за свои дела. Возможно, конечно, что этот хитрый Ягве
придерживается другой точки зрения, он, который, несмотря на свою
незримость, решительно все замечает. Может быть, он поэтому сейчас и мстит
ему, насылает на него болезнь и лишает всякой радости и энергии. Может
быть, умнее было бы вместо доктора Валента посоветоваться с хорошим
еврейским священником. Надо это обсудить с евреем Иосифом.
Ах, если бы он мог это обсудить с Береникой! Если бы она была здесь!
Ведь это ради нее он устроил огневую сигнализацию. В Иудее, наверно, давно
уже известно, что старик умер. Вероятно, узнала об этом и Береника в своих
уединенных иудейских имениях. Наверно, она понимает, как нужна ему, и
давно отправилась в путь.
- О Веспасиан! О отец мой, Веспасиан! - произносят его губы. Но его
мысли заняты Береникой. Он высчитывает, что при попутном ветре она может
быть здесь уже через десять дней.
Наконец шествие достигло Форума. Останавливается перед ораторской
трибуной. Тит всходит на трибуну. Он хороший оратор, надгробные речи -
благодарная задача, он хорошо подготовился. На скрытой в складках рукава
табличке он сделал стенографические заметки. Итак, вполне уверенный в
себе, он начинает говорить даже с известным удовольствием. Однако, как ни
странно, он скоро отклоняется от того, о чем хотел сказать. Он почти не
упоминает об английском походе умершего и говорит очень мало о спасении
государства и стабилизации народного хозяйства, но металлическим голосом
командующего, в длинных фразах прославляет он взятие и разрушение
Веспасианом Иерусалима, этого никем до тех пор не завоеванного города. С
удивлением слушали его римляне, Домициан откровенно ухмылялся. Удивлены
были и евреи: почему новый император не желал признать себя разрушителем
храма? К добру это или к худу, что новый владыка словно хочет сжечь свои
деяния вместе с останками прежнего императора?
На Марсовом поле был сложен огромный костер в виде пирамиды в семь все
уменьшавшихся кверху этажей. Пирамида эта была покрыта затканными золотом
коврами; барельефы из слоновой кости и картины прославляли деяния
человека, который вот-вот станет богом. Дары, принесенные умершему сенатом
и народом, были разложены на этих семи этажах: кушанья, одежда,
драгоценности, оружие, утварь - все, что на том свете могло ему
пригодиться или доставить удовольствие. Далеко разносились вокруг ароматы
смол, курений, благовонных масел, которые должны были заглушить смрад