"Росарио Ферре. Дом на берегу лагуны " - читать интересную книгу автора

которая со свистом рассекала воздух, и методично, громким голосом считал
удары. Я стала умолять мальчика чтобы он встал и попытался защищаться, но он
этого не хотел. Он так и сидел на тротуаре, продолжая петь "Полюби меня",
пока без чувств не упал на кирпичи, забрызгав их кровью. Пришлось вызывать
"скорую помощь", чтобы отвезти его в больницу.
Вскоре после этого юноша перерезал себе вены навахой, но
приблизиться ко мне он так и не попытался. Я чувствовала себя страшно
виноватой и несколько недель сердилась на Кинтина за его страшную
жестокость. Когда он приходил, я отказывалась его видеть, не отвечала на
звонки, пока наконец он не появился в доме с огромным букетом белых орхидей.
- Скажите, что я молю ее о прощении столько раз, сколько здесь
цветов, - сказал он моей матери, когда она открыла ему дверь, и попросил
передать мне букет.
В конце концов я простила Кинтина, но моей семье понадобилось
довольно много времени, чтобы прийти в себя после того случая с юношей.
Моя бабушка, донья Валентина Монфорт, теперь была против нашего
брака
- Ты будешь горько раскаиваться, вот что я тебе скажу, - все
повторяла она - На свете достаточно мужчин с добрым сердцем, необязательно
бросаться в объятия первого попавшегося, кто носит штаны.
Бабушка которую я ласково называла Баби, не любила испанцев. После
того случая с избиением она то и дело повторяла Кинтину, что он происходит
из самого отсталого народа на земле и что если она когда-нибудь поедет в
Испанию, то "лишь в случае крайней необходимости и тут же вернется обратно".
- В Испании никогда не было ни политической, ни промышленной
революции, - говорила она мне сурово, - и твой дедушка, мир праху его,
всегда считал трагедией, что именно испанцы завоевали Америку.
Этот эпизод надолго остался в моей памяти, хотя тогда я не склонна
была рассматривать его как дурное предзнаменование. Но далее спустя годы,
если я слышала ту самую песню, не могла удержаться от слез. Я вспоминала
мальчика с чистым сердцем, который прекрасным пением хотел рассказать мне о
своей любви. Мне следовало прислушаться к словам Баби и не забывать об
ужасной истории семьи Мендисабаль, прежде чем мы с Кинтином предстали перед
алтарем 4 июня 1955 года.
Тогда Кинтин был влюблен в меня всей душой После самоубийства
юного барда с ним случился нервный срыв, он перестал спать. Он просыпался в
поту, весь дрожа, с бьющимся сердцем. Однажды он пришел ко мне, сел рядом со
мной на софу и расплакался как ребенок. Он умолял простить его за то, что он
сделок Когда с ним случаются такие вещи, он чувствует себя так, будто внутри
у него дьявол Он не хотел быть похожим на своего отца, деда и прадеда,
которые унаследовали нрав первых конкистадоров, и, что хуже всего, еще и
гордились этим. Если я не помогу ему спастись, этот ненавистный генетический
изъян его погубит.
Об этом мы с Кинтином говорили в час сиесты, когда все в доме
спали. После обеда домочадцы отправились по кроватям, не потрудившись даже
раздеться. Жара, царившая в Понсе, улицы, пустынные в два часа дня, - все
способствовало тому, чтобы среди кретоновых маков софы погрузиться в
любовный дурман. Каждый поцелуй был лишь паузой, лишь отсрочкой на пути к
разочарованию и смерти, которые, притаившись, караулили за дверью.
"Любовь - единственное средство против насилия, - сказал мне