"Евгений Федоров. Демидовы " - читать интересную книгу автора

- Демидыч! - засиял царь и расцеловал крепко, простецки. - Жалую тебе
опричь всего сто рублей награды. А ты постарайся, Демидыч, распространить
дело, и я тебя не оставлю!
- Я и то думаю, ваше величество, да вот руду негде копать, да с углем
тесно, жечь бы самому, да кругом леса казенные...
- Жалую, о чем просишь...
Царь отпустил кузнеца до вечера, а к вечеру чтоб непременно пришел:
дела есть.
Целый день кузнец Никита расхаживал по Москве, ко всему приглядывался.
Вблизи не было той красоты, которую Никита видел с Воробьевых гор. У
Китай-города, в Кузнецкой слободе стояли закопченные бревенчатые кузницы
под стать тульским; подальше, со стороны Неглинки, вдоль улицы вытянулись
вязы, разубранные инеем, а еще далее были блинные ряды, за ними - скотная
площадка. Речка Неглинка текла в самом городе в грязных, болотистых
берегах, на них московские жители сваливали всякую заваль и помет. На
Трубной площади Неглинка расплылась в топкое болото и мутью текла до самых
кремлевских стен. "Ух ты! - вздохнул Никита. - Столица, а боярышки
запустили город. Гляди!"
Московские улицы были мощены бревнами, и, знать, в любую пору не сладко
дорожному человеку трястись по этому накатнику. Только в Кремле да в
Китай-городе были каменные мостовые. Тут и дома строились из камня и в
линейном порядке. В других местах - гати, окопанные пруды, плотины.
Церквей Никита и сосчитать не смог: тут и Рождество на Путинках, и
Грузинской богоматери иконы, и Николы Мокрого, и Пречистенка, и на Ключах
богоявление, - кузнец еле успевал скидывать шапку и класть крестное
знамение.
Город был деревянный. Неустройство и грязь лезли из всех щелей.
Только бояре и жили широко да привольно, но бестолково и неряшливо. Не
понравилась тульскому кузнецу Москва. На папертях у церквей стая
обшарпанных, страшенных юродивых. Завидев Никиту, они стали выворачивать и
пялить свои язвы и гнойные места. А хари-то, хари, не приведи бог, в жизни
не видывал таких Никита! Косоротые, безносые, горбатые, зобатые - лаяли,
стонали, кричали, выпрашивали.
Демидов сплюнул.
- Ух, и нечисти сколько развелось!
Вечером в беседе кузнец пожаловался царю. Впопыхах осмелевший кузнец
назвал царя попросту Петром Ляксеичем.
- Не нравится мне, Петра Ляксеич, Москва-то, много в ней такого
неприглядного...
- И мне не нравится, - охотно согласился царь, - много юродства
поразвели в ней бояре.
Петр усадил кузнеца за стол рядом с собой и стал расспрашивать про
домашних:
- Как женка-то? Поклон-то привез мне?
Никита взволновался, приглушил ревность. Ответил царю спокойно:
- Здорова баба и низко кланяется... А сын-то, Акинфка, забыть тебя,
Петра Ляксеич, не может. Просил насчет рудной землишки...
- Будет, - обнадежил государь.
Петр не забыл своего слова, пожаловал Никите грамоту на земли в
Малиновой засеке [во второй половине шестнадцатого века Тула и окружающие