"А.Г.Федоров. Оракул Петербургский (Кника 1, Интрига-безумие-смерть) " - читать интересную книгу автора

выпить не две, а три и четыре рюмки, однако опьянение не наступало.
Больница дышала тишиной, приглушенным урчанием каких-то моторов
холодильников или других специальных лабораторных агрегатов. Звук их был
настолько привычен, что он не разрушал тишину, не нарушал ее сонного
величия - он был ласковым фоновым контрастом, лишь оттеняющим статику
"охранительного режима", придуманного еще академиком Иваном Петровичем
Павловым - сыном заурядного дьячка, но великим исследователем тайн
человеческой природы.
Великолепная компания заметила, что полумрак стелется и в помещении и
за окном, - было уже время вечернее, нерабочее, сонное. Засиделись друзья,
замечтались, задумались.
Тишину сперва нарушил вежливый стук в дверь, - то санитарки притащили
труп мальчика из инфекционного отделения. Им помогли перевалить покойного
с каталки на секционный стол. И тут раздался другой резкий, неприятный
звук - требовательный, властный. Звонил телефон - прямой, внутренний, от
главного врача. Валентин Атаевич Эрбек - главный, как его называли за
глаза, был человеком рассудительным, в меру хитрым, предприимчивым, порой
коварным и злопамятным, реже добрым и внимательным к персоналу.
Он попробовал себя в роли терапевта, затем хирурга. Ни в чем не
достигнув высот, остановился на административной работе. Вспоминается
анекдот: папа-врач приехал навестить сына-студента медицинского вуза; в
деканате ему пожаловались на основательные "хвосты" наследника профессии и
родитель был вынужден обратиться с назиданиями к сыну. Речь его была
проста, как эпитафия на могильной плите: "Учись сынок! Хорошо будешь
учиться - станешь врачом, а если плохо - то только главным врачом".
Эрбеку, даже рядовые хирурги больницы, когда он им ассистировал и лез
с советами, не стесняясь заявляли: "Ты хоть и главный врач, но хирург -
неглавный". Валентин Атаевич проглатывал пилюлю как бы примирительно
посмеиваясь, не злобствовал, Но обязательно "отдавал долги" с отсрочкой, -
мстя мелко, вымученно, болезненно. Эти его грехи знали старожилы, на них
ловились лишь новички, особенно из кафедрального, преподавательского
персонала. Ну, а вузовских кафедр было немало: они прочно вписались в
жизнь больницы, помогая ей, спасая от падений, застоя и обнищания.
Звонил сейчас именно этот человек - конечно, не Бог, но власть, -
тоже служитель культа, правда, иного. Культ власти, административных
возможностей, связей, блата и тайной политики, давно основательно и
безобразно обгадивших нищую отечественную медицину.
- Михаил Романович, не чаял вас услышать в столь поздний час. Но
получил сведенья, что вы застряли на работе и решил позвонить. - начал он
многообещающе.
- Догадываюсь, глубокоуважаемый Валентин Атаевич, об источнике сей
информации. Тот источник не так давно выкатился на кроваво-красном
велосипеде из нашего подвала и имя ему - Софья Борисовна. Я не ошибся? -
анатом пытался убить своей отповедью сразу двух зайцев. Превентивно
нейтрализовались возможные инвективы разгневанной Софочки и делалась
заявка на принципиальный подход к грядущему вскрытию.
Однако тон разговора главный взял нейтральный и вежливый. Не было
никакого нажима, но была просьба провести секцию быстро и качественно, ибо
уже появилась жалоба "от населения" - от матери. О существовании
всесильных ходатаев ничего не говорилось, было высказано пожелание