"Константин Александрович Федин. Необыкновенное лето (Трилогия - 2) " - читать интересную книгу автора

здесь мерилась крепость сабель, здесь посвист казака играючи перекликался
со свистом пули. От поля Куликова до Степана Разина, от Пугача до
неизловимых вольниц волжского Понизовья, в степном углу, где сблизились,
чтоб снова разминуться, два многоводнейших русла - брат и сестра, - звоном
оружия вырубалась история народной славы, народного недовольства, народного
гнева. И вот опять, в том же сладостно-горьком степном углу, назад тому
немногие месяцы, около города - ключа волжского Понизовья, который величали
еще по-царски - Царицыном, выиграна была первая из великих
военно-стратегических битв за хлеб, за волю, за Советскую власть. И еще
раз, уже сейчас, новой весной, все в той же степи юго-востока - где брат
тянет руку сестре - с новым зноем нависала душная туча: казачий Дон лязгал
сталью шашек. Крестьянская, рабочая Волга выкатывала на курганы пушки...
Пастухов вздрогнул от негромкого стука в дверь: Арсений Романович
заглядывал в комнату с видом раскаяния в такой непростительной смелости.
Нет, нет, он не хотел мешать, ему нужно только на секундочку, и он сейчас
же уйдет - варить свой суп из воблы. Правда, ему хотелось сказать об одной
новости, но это можно и отложить.
- Да входите вы, пожалуйста, ведь это же - ваш дом! Мне, ей-богу,
неловко! Я ничем не занят. Сижу, перелистываю Соловьева. Что-нибудь насчет
выселения?
Нет, насчет выселения не было никаких новостей, жалоба Арсения
Романовича еще не рассматривалась, а военные власти ничего о себе не давали
знать.
- Пока живем, живем! - бодренько сказал Дорогомилов. - Но есть одна
новость.
Он извлек из бокового кармана и распахнул газету.
- О вас, - произнес он уважительно.
- Ах да, - быстро ответил Пастухов, - читал.
- Читали? Я тоже прочитал и очень, очень рад!
- Рады?
- Ведь сами вы не сказали бы, что вы не только слуга Мельпомены, но и
слуга народа?!
- Ну, знаете, - как бы отклонил незаслуженную честь Пастухов.
- Я только подумал - по какому же вы делу привлекались? По времени
получается - по рагозинскому. Не по рагозинскому?
- Некоторым образом, если угодно, - без охоты сказал Пастухов, отходя
к окну. - Бросьте вы об этом!
- Я понимаю, хорошо понимаю! - воскликнул Арсений Романович, сделав
шаг вперед и сразу же отступив в застенчивой нерешительности. - Эта
заметка, как бы сказать, ранит вашу скромность, да? Извините меня, это так
понятно, что ведь нельзя же человеку о самом себе так вот и заявить, что я,
мол, страдал за народ и имею, что ли, заслуги перед революцией. И даже,
может быть, неприятно, если другой кто-нибудь возьмет и заявит - смотрите,
мол, вот он, в своем роде, исторический деятель. Ну, и вообще такого типа.
Я бы тоже ни за что не проронил бы о себе ни слова, если бы и сделал
что-нибудь в прошлом для успеха движения...
- Ну, если бы сделали, то почему же? - убежденно вставил Пастухов.
- Нет, нет, нет! Что вы! - совсем в испуге взмахнул руками Арсений
Романович. - Нет! Я почему взволновался? Я как прочитал, так невольно
подумал, что неужели вы тоже... то есть неужели вы участвовали в