"Константин Александрович Федин. Необыкновенное лето (Трилогия - 2) " - читать интересную книгу автора

длинновязых розовых лупина. Прихотливая череда запахов проходила комнатой
Александра Владимировича, и чего только он не отыскивал в оттенках
благоуханий, и как только не поражал своими открытиями жену.
- Ася! - звал он содрогающим квартиру криком. - Поди сюда!.. Закрой
глаза, нюхай. Правда, в этих окаянно-невинных благовещенских лилиях
спрятаны опенки? А?
- Да что ты! - восклицала она, счастливая и неверящая. - И правда! А
говорят - лилии без запаха! Как же я не замечала?! Боже мой, совершенные
опята! Жареные опята!
- Да не жареные, а свежие, только что снятые с гнилого пенька! Такие
розоватые со ржавчинкой, кустиком, на палевых ножках. Убирайся, ты ничего
не понимаешь, у тебя в носу вата от насморка!.. И заметь: опёнок -
происходит от слова пенек, опёнышек растет на пёнышке. Это открытие сделано
мною. Поняла? Ну вот, запомни, что у тебя муж - гений. И уходи, пожалуйста,
безносая, ты мне мешаешь работать...
В кабинете Дорогомилова пахло следами мышей, при белом свете резво
шуршавших книгами, где-нибудь между стеной и задней полкой. Книги пахли
книгами: этот аромат не сравним ни с чем. Особенно книги восемнадцатого
века, из тех, которые понемногу перекочевывали из усадеб в город, с
обветшалыми дворянами или с поповичами, изменившими сельским церковным
слободкам отцов - желтые или пепельно-голубые, с едва улавливаемой на свет
водяной сеткой страницы "Нового Плутарха", "Словаря суеверий", "Смеющегося
Демокрита". Но и позднейших лет книги, прошедшие базарным "развалом", через
руки содержателей ларьков и букинистов, несли в своих разворотах букет
неповторимой кислятинки и заболони, напоминая и винный бочонок, и
обчищенный прут лозняка - первородный запах легко принимающей влагу
древесины, которую со временем все больше добавляют в бумагу. Старинная
тряпичная бумага немного похожа на выветриваемый бельевой комод или
донесшийся издали дух белошвейной мастерской. Но все это только
приблизительные уподобления, потому что книга пахнет книгой, как вино -
вином, уголь - углем, - она завоевала место в ряду с основными стихиями
природы, это не сочетание, но самостоятельный элемент.
Пастухов клал рядом с чернильницей карманные часы: он работал много,
однако всегда по часам. Но, воззрившись на золотую шелковинку секундной
стрелки, он чувствовал, что обычное сосредоточение фантазии вокруг одной
темы не приходит, что - наоборот - в кабинете Дорогомилова мысль
развеивается, будто невесомая пыльца цветений - то туда, то сюда, куда
дохнет прихотливым воздухом весны. Тогда он шел к полкам и, как попугай,
вытягивающий билетик "счастья", тащил за корешок какой-нибудь
приглянувшийся томик.
Обычно он брался за историю. То, что прежде казалось достоянием
университетских приват-доцентов, архивных крыс и мертво покоилось в
прошнурованных "делах" и учебниках, теперь приобретало для Пастухова живой
смысл и беспокоило, как личная судьба. Громы, ходившие второй год, днем и
ночью, за пределами ненадежных убежищ Александра Владимировича,
перекликались с отдаленными событиями, описанными на полузабытых страницах.
Наверно, прошлое умирало только мнимой смертью вместе с пережившими свой
век летописями, но вечно пребывало в крови народа, взметывая языки старого
пламени, едва загорался новый огонь - огонь возмездия и неистовой тоски о
лучшей доле.