"Константин Александрович Федин. Необыкновенное лето (Трилогия - 2) " - читать интересную книгу автора

Раздался внезапный трезвон на звоннице архиерейского двора, и сразу
готовно отозвались многоголосые колокола нового собора: преосвященный
выезжал из ворот на своей тяжеловатой, небыстрой паре темно-карих.
Пастуховы должны были пропустить карету и увидели его через начищенное
стекло дверцы - он слегка наклонял черный клобук и пухлыми, как пшеничный
хлеб, короткими пальцами, чуть выглядывавшими из лилового шелкового
отворота рукава, благословлял направо и налево.
Ася тихонько перекрестилась.
- Тьфу! Поп переехал дорогу, - буркнул Пастухов с явным умыслом
показать, что его настроение превосходно.
- Какой же это поп, Саша? Это монах!
- По-твоему, монах - к добру?
- Непременно к добру!
- Тогда другое дело, - согласился он и, омыв ладонью лицо, засмеялся:
- Мерцалов! ЮМ! Ах, шут гороховый! Удружил!
- Ты мне никогда не говорил об этой истории, - облегченно сказала Ася.
- Подполье, прокламации, революционеры. Что это?
- Да ерунда! Ты же знаешь - или забыла? - старый анекдот с подпиской о
невыезде. Ну, действительно, меня тогда здесь подержали, хотели что-то там
такое мне приписать... пришить, как говорят по-блатному. Чепуха! Выдумки.
Он помешкал, нервно расстегивая и распахивая пальто, потом вдруг
досказал:
- Во всяком случае, сильное преувеличение. Этот заржавленный
прогрессист стряпает, наверно, для себя, свою домашнюю кухню, больше
ничего. Постную лапшу из провинциальных бредней...
- Но что-то все-таки было?
- Ах, ну что там могло быть! Какие-то пустяки...
Он немножко посвистел, приосанился, и она поняла, что он еще не решил,
как отнестись к навязанным ему заслугам.
- Что же, что пустяки, - мурлыкнула она вкрадчиво и любяще, - нам,
бедным, и пустяками нельзя брезговать, если пустяки на руку. Все сложилось
не по нашей вине, не по нашему желанию...
Он передернулся, она ответила неслышным, шутливым и таким убедительным
своим смешком, и тогда он произнес резко:
- Не могу же я, в самом деле... раз это ниже моего достоинства...
Она чуть пожала ему руку выше локтя, он насупился и промолчал всю
дорогу до дома...
Арсений Романович с первых дней настоял на том, чтобы Пастухов
пользовался кабинетом и библиотекой, потому что заниматься в комнате, где
находилась семья, было затруднительно, и Пастухов принял этот порядок. Он
расположился за письменным столом, приведя его в чистоту, хотя считал, что
как раз этим больше всего нарушает привычки хозяина-холостяка. Но он не
выносил ни пыли, ни лишних вещей перед глазами. С тоской он вспоминал свой
стол - лампу на высокой хрустальной колонке, бледно-фиолетовый абажур,
кубический стеклянный массив чернильницы, желобок из папье-маше с золотым
китайским драконом, и в желобке - целую поленницу отточенных карандашей.
Карандашами занималась Ася: он их ломал, она чинила, и она же ставила рядом
с чернильницей какой-нибудь цветок - смотря по сезону: тюльпаны ранней
весной или связку нарциссов, зимой - ветку оранжерейной азалии,
малиново-алой, как огонь, летом - левкой, или просто ромашки, или два-три