"Константин Александрович Федин. Необыкновенное лето (Трилогия - 2) " - читать интересную книгу автора

Выходило, что писать не надо. Да Пастухов и сам видел, что писать
невозможно. Произошло смещение земной коры - вот как он думал о событиях.
И, прежде с таким утешливым чувством игры сочинявший сцену за сценой для
своих пьес, он слышал теперь работу собственного воображения, как слышат
скрип несмазанной телеги через отворенное окошко. Он трудился прежде так же
непроизвольно, как пищеварил. Теперь труд стал для него мучителен, потому
что он не знал, что должен делать. Сместилась земная кора, - могла ли
улежать на месте такая кроха, как его занятие? Все колебалось от толчков
землетрясения, и камни, рушившиеся с карнизов вековых зданий, погребали
людей под своими нагромождениями. Воздев руки, чтобы защитить головы, как в
библейские времена, люди бежали туда, куда их гнал ужас или толкал случай.
Пастухов тоже бежал.
Но по виду он совсем не был похож на беглеца. Нисколько не изменив
своему обыкновению хорошо одеваться, он, правда, не купил за два последних
года никакой обновки, но вещи его приобрели лишь ту легкую поношенность,
какая делает их как бы одушевленными, особенно на людях, умеющих носить, и
он казался все еще элегантным, так что опытный глаз сразу признал бы в нем
петербуржца. Привычка наблюдать жизнь во всякой обстановке добавила к его
независимой осанке некоторое высокомерие, которым он, однако, владел
настолько, что оно бывало и незаметно. Он ходил по земле любопытным и
судьей одновременно, и то становился простодушен, как зевака, то весь
наливался самоуважением, точно посол не очень заметной державы. При этом
ему всегда легко давалась любезность и сопутствовала природой дарованная
радость бытия. И сейчас, растерянный, обремененный неизвестностью будущего,
он сохранял наружность человека, довольного тем, что его окружало.
В Саратове он, как приехал, взялся разыскивать актера Цветухина -
друга-приятеля, обретенного в последнюю побывку на родине и не то чтобы
забытого, а за петербургскими интересами переведенного из друзей
действительных в друзья воспоминания. Как школьных товарищей соединяет
школа и затем разводит жизнь, так Пастухова и Цветухина с десяток лет назад
соединило пребывание в одном городе, а затем развела разлука и та часто
лишь подразумеваемая, но деликатная ступень, какая высится между
обитателями столицы и закоренелыми провинциалами.
Цветухин был не меньше Пастухова виноват, что за столь долгий срок они
ни разу не дали о себе знать друг другу. Он не причислял себя к любителям
писать письма, редко делая исключения даже ради женщин, переписываться же с
мужчинами считал за блажь: что я - маклер, что ли, какой - вести
корреспонденцию? - говорил он и уверял, что актеры никогда не умели писать
никаких писем, кроме долговых. Может быть, он все-таки был немножко обижен
молчанием Пастухова и, допуская, что тот ненароком мог бы и не ответить,
если бы он первый написал ему, предпочитал не подвергать свою гордость
такому испытанию.
Пастухов прежде всего побывал в городском театре, - нигде достовернее
не могли бы сказать об известном в городе актере. Ио разведать удалось
немного: Егор Павлович последнее время не служил в театре, а собирал
какую-то особую труппу и занимался с нею не то на железной дороге, не то в
гарнизонном клубе, а возможно - и еще где-нибудь.
- Они, знаете, захвачены, - сказал, подморгнув Пастухову, старый
человек с небритым подбородком и приподнял ко лбу палец.
- То есть как захвачен? Егор Павлыч?