"Константин Александрович Федин. Необыкновенное лето (Трилогия - 2) " - читать интересную книгу автора

видел себя на Зеленом острове, среди голубого тальника, где соловьи
переговариваются с тихим плеском воды на песчаной кромке берега. Идет мимо
Волга, перламутровая от лунного сумрака, мерцает на стрежне коренного русла
красный бакен, плывет, словно дворец уснувшего царства Додона, вся в
теремках и башенках, прихотливая беляна, - и на песке сидит недвижно
маленький Кирилл Извеков, обняв колени и думая - каким он будет, когда
станет большим. Каким он будет, когда понадобится забыть, что он - Кирилл
Извеков? Каким будет, когда назовет себя Ломовым? Каким будет вот сейчас,
сию минуту, когда до Зеленого острова юности недосягаемо далеко, а мокрый,
усталый, согнувшийся в крючок солдат Ломов, таща винтовку и стальные
ножницы, слышит душный, сырой запах отцветающей черемухи, видит черную
кайму поречного ольшаника, надвигающуюся с медленной неизбежностью ближе и
ближе?
Унтер привстал, достигнув кустов, и за ним поднялся на ноги Ломов. Они
передохнули, размяли поясницы, скинули с плеч винтовки и вошли в заросли.
Глаз настолько привык к темноте, что различал смутными пятнами стволы
деревьев, шапки курчавых ветвей. Овражек был неглубок. Нащупывая подошвами
землю, они, шаг за шагом, спускались к речке. Ее ленивое журчание
раздавалось ясно. Соловей выбивал свои дроби над головами. Скоро чуть-чуть
блеснул между листвы черный лак воды. Через минуту они увидели весь ручей.
Он был в три шага шириной. Близко от берега они прислонились к толстым
деревьям. Наверно, это были вётлы.
В эту секунду пронеслись вдалеке рассеянные выстрелы, и потом взвыли
пулеметы. Ломов взглянул на своего начальника. Он был неподвижен. Когда
стрельба стихла, он шепнул: "Переждем!" Снова защелкали выстрелы, так же
далеко, но по другую сторону, и снова наступила тишина.
Тогда Ломов заметил прямо перед собой две кинувшиеся через ручей тени,
и тотчас раздались один за другим два толчка в землю с гремящим, сахарным
хрустом береговой гальки. Два человека перепрыгнули речку, и разогнулись, и
замерли, прислушиваясь. На черном лаке воды отчетливо видны стали их
контуры. Совершенно слитно - как одна - возникли у Ломова две догадки: что
это - враги и что это - свои. Враги могли идти на разведку, свои могли
возвращаться или заблудиться в зарослях. Но каким-то новым зрением ночной
птицы он различил котелками накрывавшие этих людей шлемы, понял, что это -
немцы, и тут же содрогнулся от нечеловеческого голоса: это была команда
унтер-офицера.
Унтер-офицер не скомандовал, а не похоже на человека, ужасающе
крякнул:
- Бей прикладом! - и оторвался от своей ветлы навстречу ближней к нему
тени.
У Ломова сразу вспотели ладони, и спина будто отделилась от туловища.
Чтобы схватить, как следовало, винтовку, он должен был бросить ножницы. И
вдруг, не думая, вместо того чтобы разжать кулак и выпустить ножницы
наземь, он размахнулся и со всей силой пустил ножницами в ту тень, которая
была слева и уже успела присесть после внезапного крика. Удар был мягкий и
как будто мокрый, и Ломов увидел, что тень тотчас слилась с землей. И, все
еще ни о чем не думая, схватив винтовку обеими руками, он повернулся
направо и заметил, что другая тень клонилась к сбитому с ног унтер-офицеру,
занося над ним руку. Ломов сделал скачок и с разбега, наваливаясь своей
тяжестью, ткнул штыком под эту занесенную руку. Ему запомнилось только одно