"Константин Александрович Федин. Необыкновенное лето (Трилогия - 2) " - читать интересную книгу автора

- Он что, этот Рагозин, - сказал Рагозин, в упор смотря на Ознобишина,
- он что - эсер?
- Рагозин? Нет, он был из социал-демократов. Рабочий железнодорожного
депо. В депо была втянута интеллигенция, много молодежи.
- Вы что же... участвовали в преследовании?
- Дело проходило в палате. И мне кое-что поручали по делопроизводству,
так что я был в курсе. Особого влияния я иметь не мог, но все-таки
посчастливилось оказать помощь привлеченному по делу Пастухову. Может быть,
слышали - известный театральный деятель, драматург?
- Он что же, имел отношение... был тоже в подполье?
- Нет, он был запутан по косвенным связям, но ему грозила ссылка, как
многим по этому делу. Цветухин привлекался еще - актер здешний. И ему мне
тоже удалось быть полезным. Конечно, мое сочувствие к неблагонадежным, как
тогда они назывались, не могло нравиться моему принципалу, то есть товарищу
прокурора. Да и сослуживцы-коллеги на меня косились. Вот это я имел в виду,
говоря о недоверии ко мне в прокуратуре.
- Большое было, значит, дело? - сказал Рагозин и отвернулся от
Ознобишина.
- Рагозинское? Очень разветвленное: прокламации, тайное общество,
типография, масса обвиняемых. В нашем округе одно из самых громких.
- Ну, а этот, как его... Рагозин, значит, уцелел?
- Не могу сказать. Во всяком случае, не был разыскан, и, по закону,
дело о нем было прекращено. Может быть, и уцелел, - такие примеры нередки,
старый режим был бессилен против бывалых революционеров.
- Да, против бывалых, конечно... - буркнул самому себе Рагозин и
спросил вскользь: - Он что, был семьянин?
- Рагозин? Насколько помню - нет. Жена у него была, это я знаю, потому
что он сам ушел, а жена не успела, ее взяли, и она умерла здесь в тюрьме во
время следствия.
- Отчего же? Отчего умерла?
- Ну, знаете, - тюрьма! Но, насколько память не изменяет, кажется - в
родах.
Рагозин взялся за бумаги. Он просматривал их, как будто вчитываясь в
отдельные строчки, нагнув низко голову, почти не шевелясь. Потом оторвался,
быстро спросил:
- А ребенок? Остался ребенок после нее?
- Не могу сказать. Возможно, конечно.
- Понимаю, что возможно. Но я спрашиваю - знаете вы или нет? - грубо
спросил Рагозин.
- Не знаю, нет, не знаю, - ответил Ознобишин, настораживаясь и
тоненько прищуривая небольшие, вдруг словно успокоившиеся глаза.
- Возможно, понятно - возможно, - проговорил Рагозин по-прежнему
ровно, без нажима, желая показать, что он не может допустить грубости. - Я
почему спросил? Потому что слишком хорошо известно, что таких детей,
рожденных в тюрьме, предостаточно.
- Безусловно, - неуверенно подтвердил Ознобишин.
- И о них надо проявлять заботу.
- О детях сейчас заботятся, это правда, - вздохнул Ознобишин.
- Сейчас! - сказал Рагозин опять резко. - Сейчас - другое. А раньше
разве о них думали? Родится вот такой от арестантки, и ладно. Куда его?