"Константин Александрович Федин. Необыкновенное лето (Трилогия - 2) " - читать интересную книгу автора

нарушить извечный канон житейской премудрости, по которому Меркурий
Авдеевич оценивал человека: умеет или не умеет человек выйти в люди.
Конечно, по пророчествам следует, что время близко, стало быть, конец света
вот-вот нагрянет и все человеческое, с его устройством и неустройством,
полетит в тартарары. Ну, а вдруг это самое "вот-вот" затянется? Вдруг его
хватит, к примеру, на срок целого поколения? А что, если на два поколения?
Что тогда? Земля-то ведь есть земля? Пусть на греховной этой планете
заблудшие овцы творят беззаконие. Беззаконие - беззаконием, а закона земли
не прейдеши: человеку надо выйти в люди. Вот тут смекалка Виктору и
пригодится. Славный мальчик, прямо скажешь - разбитной мальчонка, хотя и
туговато воспитуем.
Весь остаток дня Меркурий Авдеевич находился в состоянии тихого
довольства. Ему все чудилось, что он избавился от какой-то опасности и даже
кого-то очень тонко обошел. Но коли сутки начались криво, не могут они,
видно, окончиться на радость и в утешенье.
Придя домой, когда уже смеркалось, Мешков застал одного Витю. Он сидел
на подоконнике зигзагом - упершись босыми ступнями в один косяк проема,
спиной в другой - и остро вонзился глазами в книгу, прижатую к коленям. В
стеклянной банке на подставке для цветов по-весеннему кудрявился
нежно-зеленый сноп тополиных ветвей. Жирные листики в ноготок величиной
насыщали комнату истомной сладостью.
- А мама? - спросил Меркурий Авдеевич.
- Мама ушла гулять. Заходил... ну, этот, который с ней вместе служит.
Мама смеялась, а потом сказала, что она все дома да дома, что ей надоело и
хочется пройтись.
- Так. А это что же - подношение, что ли, веник-то в банке?
Оказалось - да, подношение.
- Что же она, не соображает, что, может, человек пришел проверить -
почему она на службе не была?
Витя не мог ответить, но, по-видимому, мама и правда не соображала.
- Ведь вот она пошла гулять, - не унимался Меркурий Авдеевич, - а о
том не думает, что можно кому на глаза попасться? Раньше бы сказали -
манкирует службу. Ну, манкирует и манкирует, не велик страх. А теперь что
скажут? Саботаж! А ежели саботаж, сейчас же и пойдут: а кто муж? а кто
отец?
И на это Витя ничего не мог ответить, но получалось, что действительно
могут спросить - почему, мол, Лиза на службу не ходит, а гулять ходит, и
кто же ее ближайшие родичи - не Мешков ли Меркурий Авдеевич, которого
держат на заметке за то, что он посылает внука торговать на базаре? Как
тогда вывернешься, а?
К этой заботе прибавлялась другая: ночью наступала очередь Мешкова
караулить квартал. Все жители несли повинность самоохраны, а он ведь был
тоже житель, жилец коммунальной квартиры - не больше. Он всегда с тревогой
ожидал такую ночь, боялся - не последняя ли: убьют. Он не показывал страха,
но страх холодил его, и все время тяготила неприятная потребность - глубже
вздохнуть.
Прежде в караул его снаряжала Валерия Ивановна. Она одевала его в
потертое касторовое пальто, в плешивую каракулевую шапку, загодя
приготавливала изношенные калоши, сторожевую дубинку, напутственно крестила
его и целовала, и он, с молитвой, удалялся в ночь. После смерти матери Лиза