"Константин Александрович Федин. Необыкновенное лето (Трилогия - 2) " - читать интересную книгу автора

нетерпимо:
- Я тебя больше никуда не пущу, никуда, никуда, ни за что не пущу,
никуда...
Дед вторил ей:
- Слава богу, слава богу!
Вырываясь из рук матери, настойчиво тянувшихся к нему, Витя второпях
рассказывал, как все случилось, - почему ему не удалось убежать, как он шел
под конвоем, как затем на дворе всех переписывали и как все прятали товар,
стараясь избавиться от продовольствия, которым запрещено торговать. Потом
он оборвал себя, слегка закинул голову, молча шагнул к столу и, вывернув
вместе с карманом кусок наполовину облепленного газеткой сала, положил его
с гордостью на виду у всех. Павлик глядел на своего друга, как на героя.
Дед сказал:
- Ах, пострел! Когда же ты словчил?
- Бог с ним, с салом, - проговорила Лиза, подняв и приложив руки к
дверному косяку, в то же время укрывая лицо в ладонях.
- А это я уж на дворе, - продолжал в восторге Витя. - Тетенька одна
страсть как перепугалась, что ее посадят. У нее полкошелки салом было
напихано. Вот она и давай скорей выменивать на что попало. Я ей показал
краску - хочешь? Она говорит: милый, все одно отберут, на, на! - и сует мне
этот кусок. Целый фунт будет, правда, дедушка? Я отдал ей краску, только
один пакетик себе оставил. А начали переписывать, милиционер спрашивает
меня - ты чем торговал? Я говорю - ничем, вот у меня только этот порошок.
Он взял, посмотрел на меня и ничего не сказал.
- Ну и пострел! - одобрительно повторил дед.
Он ушел к себе в комнату и минуту спустя торжественно возвратился,
неся яркую жестяную коробочку монпансье.
- Вот, - произнес он, волнуясь от великодушия, - берег к твоим
именинам. Получай. Нынче ты заслужил.
Он не отдал - он церемонно преподнес внуку коробочку, а потом взял
сало и принялся аккуратно сдирать с него приставшую газетку. Витя взглянул
на мать.
- Нет, нет, - быстро догадалась Лиза и затрясла тонкопалыми кистями
рук, точно защищаясь, - нет, нет, я не хочу и видеть этого сала!
- Почему такое? - немного обидясь, возразил Меркурий Авдеевич. -
Вместе будем кушать, не обделю, - и понес сало к себе.
- Дедушка, пожалуйста... - остановил его Витя. - Пожалуйста, дай мне
таких клейких полосочек, знаешь, у тебя есть, чтобы склеивать бумагу. Мне
надо, знаешь...
Говоря, он вздернул рубашку, расстегнул пояс штанишек и вытянул на
свет божий спрятанную на животе растерзанную книжку.
- ...надо немножечко подклеить странички.
- Ах ты, читатель! Пострел! Откуда ты знаешь - что у деда есть, чего
нет? - по-прежнему великодушно сказал Меркурий Авдеевич.
Он испытывал растворение чувств: внук обладал, конечно, не слишком
похвальными задатками (ему недоставало боязни старших, а в будущем это
сулило развиться в недостаток богобоязни - основы основ мирозданья), но
жизнь-то ведь требовала не робости, а находчивости, и тут Витя обещал лицом
в грязь не ударить - он был и смел и сметлив, глядишь - и выйдет в люди,
наперекор всем препонам. Вряд ли могли произойти события, способные