"Константин Александрович Федин. Необыкновенное лето (Трилогия - 2) " - читать интересную книгу автора

на них, можно было сразу почувствовать, что в мире произошел космический
обвал, - горы покинули свое место, шагая, как живые, вершины рухнули, скалы
низверглись в пропасти, и вот - один из тьмы обломочков летевшего бог весть
куда утеса оторвался и шлепнулся в эту глухонемую закуту Верхнего базара.
Ветховато, убого наряженное во всякую всячину скопище дельцов поневоле,
вперемежку с бывалыми шулерами, карманниками и разжалованной мелкой знатью,
понуро ожидало своего жребия. Разнообразие лиц было неисчислимо: одни
скорбно взирали к небу, напоминая вечный лик молившего о чаше; другие
брезгливо поводили вокруг головами, будто ближние их были паразитами,
которых им хотелось с себя стряхнуть; третьи буравили всех и каждого
отточенными, как шило, зрачками, словно говоря - кто-кто, а мы-то пронырнем
и сквозь землю; иные стояли, высокомерно выпятив подбородки, как будто -
развенчанные - все еще чувствовали на себе венцы; кое-кто выглядывал из-за
плеча соседа глазами собаки, не уверенной - ударит ли хозяин ногой или
только притопнет; были и такие, которые язвительно дымили табачком и словно
припевали, что вот, мол, - сегодня мы под конем, посмотрим, кто будет на
коне завтра; были тут и обладатели той беспредельной свободы, какая дается
тем, кто презирает себя так же, как других, и, обретаясь ниже всех, имеет
вид самого высокого. Словом, это был толчок, попавший в беду, жаждущий
извернуться, готовый оборонять свое рассованное по карманам и пазухам добро
- ношеное бельишко, бабушкины пуговицы и пряжки, ворованные красноармейские
пайки, кисейные занавески, сапоги и самогон, сонники и святцы.
- Благодарю тебя, господи, что я не такой, как они, - вздохнул и
содрогнулся Меркурий Авдеевич и тут же поправил себя уничиженными словами
праведного мытаря: - Прости, господи, мои прегрешения.
Особняком, в углу двора, жались друг к другу подростки, недоросли да
горстка мальчуганов, похожих на озорных приготовишек, оставленных в классе
после уроков. Меркурий Авдеевич думал сразу отыскать среди них Витю, но
страж повел его в каменную палатку, где - за столом - сосредоточенно тихий
человек в черной кожаной фуражке судом совести отмеривал воздаяния
посягнувшим на закон и порядок.
- Да ты кто? - спрашивал он стоявшего перед ним нечесаного
быстроглазого мордвина.
- Угольщик, углей-углей! Самоварный углей с телега торговал. Теперь
кобыла нет, телега нет, углей-углей нет, ничего нет. Пошел торговать
последней подметка.
- Зачем же ты царскими деньгами спекулируешь?
- На что царский деньги?!
- Я тебя и спрашиваю - на что? Зачем ты назначал цену на подметки в
царских деньгах?
- Почем знать, какой деньги в карман? Я сказал - какой деньги будешь
давать мой подметка? Царский деньги - давай десять рублей, керенский -
давай сто рублей, советский - давай тыщу.
- А это что, не спекуляция - если ты советские деньги дешевле
считаешь?
- Какое дешевле?! - возмущенно прокричал мордвин. - Товарищ дорогой!
Царский деньги плохой деньги, никуда не годится царский деньги - хочу
совсем мало, хочу десять рублей. Керенский деньги мала-мала хороший - хочу
больше, хочу сто рублей. Советский деньги самый хороший - нет другой дороже
советской деньги - хочу больше всех, хочу тыщу!