"Константин Александрович Федин. Необыкновенное лето (Трилогия - 2) " - читать интересную книгу автора

коленки, отряхнула ладошки и - поборов с помощью этих самоотрешенных
действий свою немоту - потребовала ответить:
- Где была эта ненужная тебе вещь?
- Эта ненужная вещь была на плите, - сказал Алеша.
Она, крякнув, втащила круг на плиту.
- Алеша, боже мой! Я не могу сейчас выйти с тобой гулять. Мы должны с
мамой разобрать багаж. Дай же мне, мой мальчик, слово, что ты не сойдешь по
этой лестнице ни на одну ступень! - произнесла Ольга Адамовна и посмотрела
вверх, словно призывая наивысшего свидетеля.
- Я не сойду по этой лестнице ни на ступень, - повторил Алеша совсем
так, как повторял на занятиях французским языком, и тоже поднял довольно
хитрые глаза к потолку.
Когда Ольга Адамовна ушла, он минуту оглядывался с разочарованием: в
комнате ничего, кроме спасательного круга, не обнаружилось. Неизвестно
почему здесь находилась плита. Может быть, это было нечто вроде летней
кухни.
Он вспомнил о противоположной двери в коридоре и пошел к ней. Она была
закрыта, но отворилась легко, едва он нажал. Здесь так же много обреталось
вещей, как в коридоре, однако они были освещены двумя окнами, выходившими
на улицу. Очевидно, тут жил Арсений Романович: застланная порванным одеялом
кровать, письменный стол, похожий на прилавок слесаря и починщика
керосинок, стопки, связки, штабеля и горы пожелтевших книг, плюшевое
потертое кресло с одним подлокотником, этажерка с цветастой посудой и
пробитыми весьма разнообразно стеклами - все говорило о жизни человека
деятельных и даже бурных интересов.
Алеша всунул в притворенную дверь сначала нос, потом голову, потом
плечо и одну ногу, потом не вошел, а вобрал себя в комнату всего целиком.
Но он сделал только единственный шаг.
Внезапно стену пронзили крики двух ярых голосов. Что-то упало,
покатилось, застукало, крики превратились в кряхтенье, рычанье, посыпались
удары, стало ясно озлобленное бормотанье, приговариванье, и вдруг - грохоча
- из распахнувшейся двери слева (которую Алеша не успел заметить) в комнату
вывалились двое сцепившихся мальчишек. Алеша отшатнулся и этим испуганным
движением наглухо захлопнул за собою дверь. Он был наедине с лихими
драчунами. Они колошматили друг друга исступленно, ухватившись за
растерзанную книгу и стараясь ткнуть ею в лицо, в то же время бутузя
свободными руками бока, спины, головы, плечи - все, что подворачивалось под
быстрые кулаки. Все больше вырывалось из книги растерзанных листов,
летавших и садившихся вокруг, как голуби, все жестче, точно швейная
машинка, барабанили кулаки, и Алеша не мог разобрать, какому из мальчишек
попадало больше, кто брал верх, кто сдавал. Ему показалось - страшные бойцы
убьют друг друга насмерть. Они менялись местами, увертывались, пригибались
до пола, подскакивали, и в мелькании, в трепете, в завихрениях рваной
бумаги он лишь разглядел, что один мальчишка был рыжеватый, а другой
беленький - такой же, как сам Алеша, - и что они были больше его. Ладони у
Алеши похолодели и взмокли, он думал, что надо убежать, но не мог
шевельнуться и не мог оторвать глаз от содрогавшего сердце жуткого и
великолепного зрелища. Он ничего не понимал из оборванных, как клочья
книги, лютых словечек, которые выжимали из себя, кряхтя и захлебываясь,
мальчишки, но, сдерживая свое боязливое дыханье, он тоже начинал незаметно