"Константин Александрович Федин. Необыкновенное лето (Трилогия - 2) " - читать интересную книгу автора

Романовича! На Егора, который ведь тоже меня заподозрил черт знает в чем!
- Ни в чем не заподозрил. Ты, видно, и меня забыл, если допускаешь,
что я о тебе плохо думаю, - вдруг горько сказал Цветухин.
От этой неожиданной перемены тона словно дохнуло отрезвлением.
Пастухов сел за стол, воткнул в рот кончик вобловой ленточки и начал
медленно вбирать ее губами, как сытый конь - клочок сена. Помолчав, он
как-то неловко засмеялся.
- Что вы притихли, Арсений Романыч?
Дорогомилов встрепенулся, нервно огладил бороду, будто готовясь к
основательной речи, но ответил кратко и останавливаясь не там, где надо.
- Действительно, как-то сложилось... в смысле затруднительности... не
совсем...
Он покашлял и, видимо, решил опять смолкнуть.
- Затруднительно меня понять? - спросил Пастухов.
- Нет, с этой газетной историей... В том смысле, что вам не совсем
удобно, что публика будет заблуждаться... насчет особых заслуг. Которые,
конечно, были... заслуги... однако...
Он конфузился, обходя мешавшую ему неприятную мысль. Анастасия
Германовна поспешила на подмогу со своей примиряющей затруднения улыбкой:
- А зачем непременно нужно, чтобы у каждого были какие-то особые
заслуги? Мы ведь не требуем от путейца, чтобы он имел дополнительные
заслуги сверх путейских? Он может не иметь и путейских. Довольно, что он
просто путеец.
- Я понял - Александра Владимировича беспокоит, что заслуги приписаны
не по адресу, - почти сурово отозвался Дорогомилов и, очень заметно
бледнея, прямо поглядел в лицо Пастухова. - Я даже понял так, что вам
неприятна не столько фальшь газетной заметки, а то, что вы прослывете
сторонником революции. Что ваше имя связывают с революцией.
Александр Владимирович длительно помигал, как бы налаживая встречный
взгляд на Дорогомилова, но отвел глаза и вопрошающе остановил их на жене.
Потом произнес тихо:
- Видишь, Ася, я прав: мне угрожает общее презрение.
Аночка, все время сидевшая неподвижно, согнулась и, облокачиваясь на
колено, заслонила лицо рукой.
- На такого субъекта, как я, даже неприятно смотреть, - чуть двигая
губами, продолжал Пастухов. - Вон юная совесть меня уже не переносит.
- Нет, нет! - перебила Аночка, быстро распрямляясь. - Вы не обращайте
внимания. Я просто своим мыслям...
- У Аночки дома... - начал было Цветухин, но она, с оттенком
строгости, не дала ему договорить:
- Мне, впрочем, жалко, что Егор Павлович затеял странный разговор. Как
будто он в чем-то особенно прав. А ведь Александр Владимирович, по-моему,
вовсе не должен отвечать за недоразумение. Если это недоразумение. Это
недоразумение, Александр Владимирович? - спросила она как-то вызывающе
серьезно.
Он секунду смотрел на нее молча, будто не веря, что эта девочка могла
задать столь дерзкий вопрос.
- Да, - ответил он вразумительно жестко.
Но, тут же повеселев, он толкнул локтем Егора Павловича и сказал
отчетливым шепотом, чтобы все слышали: