"Константин Александрович Федин. Необыкновенное лето (Трилогия - 2) " - читать интересную книгу автора

- У тебя есть? - недоверчиво спросил Пастухов.
Цветухин, откидывая полу пиджака, показал на вздутый брючный карман.
- Не верю, - скороговоркой буркнул Пастухов.
Цветухин медленно вытянул на свет бутылку с коричневатой жидкостью.
- Не верю, - холодно повторил Александр Владимирович.
Цветухин, оглядев все углы комнаты, истово перекрестился на окно.
- Все равно не верю. Что это?
Цветухин зажмурился и чуть-чуть покачал головой.
- Что за зелье, я тебя спрашиваю, комедиант?
- Пер-вач, - сценическим шепотом произнес Цветухин и вскинул брови до
предела.
- Не может быть, - сказал Александр Владимирович потрясенным голосом.
- Немыслимо. Неправдоподобно. Противоречит естеству человеческого
разумения. Убью, если врешь, Егор!
- Аночка, подтверди! - с мольбой попросил Цветухин.
- Есть ли хоть крупица правды в том, что говорит этот безрассудный
человек? - строго обратился к ней Александр Владимирович. - Спиртоносит ли
хоть самую малость содержимое этого убогого сосуда?
- К сожалению, да, - улыбнулась из своего укрытия Аночка.
Пастухов взял у Егора Павловича бутылку, приподнял к свету,
проницательно вгляделся в загадочный туман влаги, внезапно прокричал:
- А-ся! Немедленно на стол стюдень!
- Боже мой, сколько шуму! - ответила Ася, делая перепуганное лицо и в
то же время премило смеясь Аночке, как естественной союзнице.
- Воболка! - неожиданно тонко воскликнул Дорогомилов. - Есть
провяленная весенняя астраханская воболка!
Он с прихода гостей не проронил ни звука, сначала не понимая, что
происходит - ссорятся ли друзья или шутят, а потом чувствуя, как
завораживают и тянут за собою переливы и прыжки цветухинской игры. Раньше
Егор Павлович доставлял ему глубоко интимные переживания. Актер был
зрелищем, резко отделенным непереходимой чертой: он действовал, а
Дорогомилов смотрел. Теперь никакой черты не было, зрелище вошло в самый
дом Дорогомилова и звало не к созерцанию, а к действию наравне с актером.
Это было невероятно: Арсений Романович будто попал на сцену и участвовал в
одном спектакле с Цветухиным!
Но, воскликнув насчет воболки, Арсений Романович тут же застеснялся,
потому что все стали глядеть на него с ожиданием - что же он теперь
сделает, и ему непременно надо было что-нибудь сделать. Пастухов
рассматривал его зашевелившиеся космы с таким изумлением, будто эти сивые
пряди волос вдруг ожили на манекене в пыльном окне парикмахерской.
Дорогомилов замер. Тогда Александр Владимирович подвинулся к нему, тронул
мягко под локоток и произнес, слегка загнусавив, мучительно и
сладострастно:
- Арсений Романович, милый! Поколотите! Поколотите! Поколотите ее об
угол плиты. Покрепче. Пока не проступят соки. Потом облупите и надерите,
родной мой, со спинки, с балычка, этаких тоненьких ремешков. От хвостика к
головке.
Цветухин туго зажмурил глаза.
- Ремешками такими, ремешками! - изнывая, договорил Пастухов и тоже
зажмурился.