"Константин Александрович Федин. Первые радости (Трилогия - 1) " - читать интересную книгу автора

натюрморт, и принялись за редиску. Пастухов ел заразительно вкусно - грубо
и просто, без жеманства, как едят крестьяне или баре: с хрустом перекусывал
редиску, намазывал на нее масло, обмакивал в соль на тарелке, разрывал
пальцами дужку калача и провожал куски в рот решительным, но неторопливым
движением. Щеки его были бледны, он отдавался еде, он вкушал ее всею
плотью.
- Ты похож на певца, Александр, - засмеялся Цветухин, любуясь им.
- А как же? - сказал Пастухов и широко обвел рукою стол. - Награда
жизни. Я люблю людей, которые угощают, как прирожденные хлебодары.
Он взглянул одобрительно на Мефодия, помолчал и добавил:
- Умница... Здоровье Мефодия!
Они чокнулись, произнесли свой краткий спич: "Поехали!" - и в это
время услышали звяканье дверной щеколды. Мефодий вышел в сени и, тотчас
возвратившись, сообщил, что какой-то галах говорит, будто ему велели
прийти.
- Крючник, такой кудрявый, да? - спросил Цветухин. - Зови его сюда.
- На кой черт он тебе нужен? - сморщился Пастухов.
- Зови, зови.
Парабукин вошел согнувшись, будто опасаясь стукнуться головой о
притолоку. Улыбка, с которой он обращался к своим новым знакомым, была
просительной, но в то же время насмешливой. Глаза его сразу остановились на
самом главном - на бутылях с водкой, и он уже не мог оторваться от них,
точно от какой-то оси мироздания, перед ним фантастично возникшей. Было
понятно, что не требуется никаких слов, и все последующее произошло в общем
молчании: Мефодий принес чайный стакан, Цветухин налил его до краев,
Пастухов положил хороший кус ветчины на калач, Тихон Парабукин быстро обтер
рот кулаком и принял стакан из рук Цветухина молитвенно-тихо. Он перестал
улыбаться, в тот момент, когда наливалась водка, лицо его выражало страх и
предельную сосредоточенность, как у человека, выслушивающего себе приговор
после тяжелого долгого суда. Пил он медленно, глоток за глотком,
прижмурившись, застыв, и только колечки светлых его кудрей чуть-чуть
трепетали на запрокинутой голове.
- Здорово, - одобрил Пастухов, протягивая ему закуску.
Но Парабукин не стал есть. Он содрогнулся, потряс головой, крепко
вытер ладонью лицо и с отчаянием проговорил:
- Господи, господи!
- Раскаиваетесь? - спросил Пастухов.
- Нет. Благодарю господа и бога моего за дарование света.
- Давно пьете? - спросил Пастухов.
- Вообще или за последний цикл?
- Вообще, - сказал Пастухов, засмеявшись.
- Вообще лет десять. Совпало как раз с семейной жизнью. Но не от нее.
Не семья довела меня, а, правильнее сказать, я ее.
- Пробовали бороться?
- С запоем? Нет. Тут больше Ольга Ивановна выступает с борьбой.
Видели, как она у меня денежку конфисковала? А я не борюсь. Зачем?
- Пьете сознательно, да?
- А вот вы как пьете - бессознательно?
- До потери сознания, - сказал Мефодий.
Парабукин улыбнулся уже совсем безбоязненно. Лицо его расцветилось,