"Константин Александрович Федин. Первые радости (Трилогия - 1) " - читать интересную книгу автора

звала такие домики вся Волга:
- Наконец пожаловали ко мне, в мой флигерь. Милости прошу.
- Кланяйся, - сказал Цветухин.
- Кланяюсь, - ответил Мефодий и нагнулся в пояс, тронув пальцами
крашеный пол.
- Принимай, - сказал Цветухин, накрыв сброшенной с плеча накидкой
всего Мефодия, как попоной.
Мефодий захватил в горсть цепочку накидки, позвенел ею, топнул
по-лошадиному и слегка заржал. Ради полноты иллюзии он стал на четвереньки.
- Шали! - сказал Цветухин, как извозчик.
Пастухов снисходительно кинул свое великолепное пальто на спину
Мефодию, водрузил сверху шляпу, и Мефодий осторожно отвез одежду на
кровать, в угол.
Вернувшись, он стал рядом с приятелями, улыбаясь толстыми губами,
которые не безобразили, а были красивее всего на его лице, изуродованном
меткой пониже переносицы. Метка была наказанным любопытством: мальчишкой он
смотрел в щелку за одним семейным приключением, рука сорвалась, опрокинув
ящик, на который он опирался, и Мефодий упал носом на ключ, торчавший из
дверного замка. Целую жизнь потом он если не рассказывал, то вспоминал эту
историю.
Все трое - гости и хозяин - блаженно оглядывали стол, занимавший
середину комнаты. Редиска румянилась сочными бочками, либо пряча, либо
высовывая наружу белые хвостики корешков. Лук метал с тарелок
иссиня-зеленые воздушные стрелы. Огурцы были настолько нежны, что
парниковая зелень их кожицы отливала белизной. Розовые ломти нарезанной
ветчины по краям были подернуты сизовато-перламутровым налетом, их сало
белело, как фарфор. Две бутылки золотисто-желтого стекла, погруженные в
миску с подтаявшим снегом, были украшены кудрявой ботвою редиски. Стол
накрывала мужская рука - это было ясно видно. Из кухни от русской печи
пряно струился в комнату аромат горячего мясного соуса.
У Пастухова раздувались ноздри. Изменившимся голосом, чуть-чуть в нос,
он буркнул скороговоркой:
- Послушай, Мефодий: ты фламандец.
Он занес руку над бутылью, но приостановился и заново окинул глазом
стол.
- Масло?.. Есть. Соль?.. Есть. Горчица?.. Ага. Хлеб?.. Хлеб! -
прикрикнул он. - Мефодий, где хлеб?
Мефодий поднес хлебницу с московскими калачами, приговаривая
врастяжечку:
- И похвалил я веселье, ибо нет лучшего для человека под солнцем, как
есть, пить и веселиться... Итак, иди, ешь с весельем хлеб твой и пей в
радости сердца вино твое. Так сказал Соломон.
Цветухин на иерейский лад повысил ноту:
- Наслаждайся жизнью с женщиной, которую любишь, во все дни суетной
жизни твоей, во все суетные дни твои, потому что сие есть доля твоя в жизни
и трудах твоих, какими ты трудишься под солнцем. Так сказал Соломон.
- Попы несчастные, - с гримасой боли вздохнул Пастухов и, быстро
вырвав бутыль из снега, обернул ее салфеткой и налил водки.
Они дружно выпили, провозгласив спич в одно слово: "Поехали!" - опять
серьезно оглядели снедь, точно не решаясь разрушить на столе чудесный