"Клод Фаррер. Подружки" - читать интересную книгу автора

площади Свободы.
- Нет, - сказал он, - нам не стоит садиться в трамвай. Уже поздно.
Придется долго ждать. Трамвай идет только один раз в час. Мы наймем
извозчика у театра.
Взять извозчика в Тулоне - совсем не так легко. Обычные извозчичьи
пролетки там неизвестны - их заменяют огромные допотопные экипажи. И люди
ездят в этих страшилищах только в случае крайней необходимости.
Погода была прекрасная, луна светила вовсю, дул теплый ветер. И было
совсем не так поздно, как уверял гардемарин: еще не пробило полночь. Поэтому
нанятый Пейрасом извозчик больше удивлялся, чем торопился, и в продолжение
нескольких минут оправлял попоны на своих лошадях и заворачивался сам в
кожух, как будто дело шло о путешествии по сибирским степям, хотя между
городом и предместьем было всего около трех верст.
Но ни Селия, ни Пейрас, забившись в глубь экипажа, не жаловались на
медлительность возницы.
Они сами медлили, когда настал их черед вылезать из экипажа, который
остановился у места назначения. Они медлили, очень медлили, потому что губы
их только что разомкнулись от поцелуя, в котором они слились, как только
остались вдвоем и опустили шторку, прежде еще, чем торжественный экипаж
успел пуститься в путь.
Теперь они стояли лицом к лицу посреди спальни, перед открытой
постелью. Он держал шляпу в одной руке, трость - в другой и ждал. Она
уронила руки и опустила глаза. Ночной ветер загасил в ней лихорадочное
желание, пока она проходила через сад, открывала двери, входила в
неосвещенный дом. И вот в тот самый миг, когда нужно было снимать манто,
перчатки, драгоценности и все остальное, таинственное отвращение охватило
ее.
Лампа, которую Селия только что зажгла, осветила мигающим светом и ее,
и Пейраса, очень похожих - перед этой открытой постелью, которая сейчас
должна была их принять, - всякой паре случайно встретившихся любовников,
уцепившихся друг за друга на каком-нибудь углу двух улиц и принадлежащих
друг другу на час или на ночь без любви, без волнения, а по одной звериной
похоти. И Селия, помнившая о таких ночах и такой похоти, часто выпадающих на
долю женщин полусвета, почувствовала, как растет в ней тошнота отвращения.
Так, значит, даже с этим свободно выбранным ею самой человеком, который
нравился ей и заставил одновременно дрогнуть и душу ее, и плоть нежной и
скорбной дрожью, - даже с этим человеком все будет так же, как с остальными,
совершенно то же самое - та же грязь.
Она стояла, уронив руки и опустив глаза. И не снимала ни манто, ни
перчаток, ни драгоценностей, ни всего остального.
И вдруг, возникнув из тишины, послышался слабый гул, слабый, но
явственный, говорящий о вечности, - глухая песня, которую пело море,
ударяясь о скалы.
Гардемарин, из вежливости слегка приблизившийся к окну и глядевший
через стекла в ночь, услышав эту песню, внезапно повернулся к неподвижно
стоявшей женщине и сказал:
- А я и не подозревал, что ваша вилла находится так близко от моря!
Взгляните, какая луна! Мне пришла в голову несколько неожиданная мысль -
хотите, пройдемся немного. Выйдем посидеть на берегу моря, у самого моря.
Ведь сейчас так тепло. Небо совсем прозрачное.