"Френк Фаррелли, Джеффри Брандсма. Провокационная терапия " - читать интересную книгу автора

мной (поскольку они провоцируют и стимулируют мысль), чем от моих
единомышленников. Я почувствовал себя на "правильном пути", что собираю
крупицы настоящего опыта, что шарада медленно, но верно сходится и
складывается то, что мы называем сегодня "Провокационной Терапией


Начала Провокационной Терапии

В июле 1963 года я еще принимал участие в проекте Карла Роджерса (при
больнице Мендота) по лечению хронических шизофреников. На 91-м сеансе с
пациентом, назовем его Б, я "натолкнулся" на что-то, что еще окончательно не
выкристаллизовалось, но осело в моем сознании. В то время я еще четко не
сформулировал основной предмет моих поисков, возможно потому что был связан
задачей проекта. Однако я чувствовал, что-то удерживает меня от метода
клиент - центрированной терапии при лечении этого больного. Я вразумительно
изложил ему три основных установки: 1) ты стоящий и нужный 2) ты можешь
вылечиться, 3) вся твоя жизнь изменится.
Он в свою очередь, настойчиво внушал мне свои установки: 1) я никчемный
2) я безнадежен и никогда не выйду отсюда, 3) моя жизнь всегда будет
сплошным психическим эпизодом и пребыванием в клинике. Было ясно, что методы
эмпатического понимания, внушения, ласкового обращения и конгруэнтности с
этим пациентом были недостаточны и ни к чему бы не привели. Тогда я все
"отбросил" и заявил ему: "О'кей, я согласен. Ты безнадежен. А теперь давай
начинать этот 91-й сеанс. Попытаемся согласиться с тобой и со всем, что ты
думаешь о себе".
Почти через минуту он начал протестовать, заявлять о том, что он не
такой безнадежный. Начала действовать легко наблюдаемая и измеряемая
внутренняя терапия (in-therapy). Его речь, например, заметно ускорилась,
голосовые характеристики от низких, медленных и монотонно-сонных перешли к
более нормальным тонам, заметным сразу. Его самоконтроль ослабел, разговор
стал более непосредственным с заметным выражением юмора, смущения и
раздражения. С очень смущенным видом он говорил о своем "регрессе" (любимое
слово его лексикона), но чувствовал, что я могу помочь ему. Я отозвался:
"Помочь? Проклятье, я начал лечить тебя полтора года назад в закрытой
палате, потом тебя перевели в открытую, а после совсем выписали. Сейчас ты
снова здесь, в закрытой палате. Если бы я мог тебе помочь, если бы ты мог
вылечиться, но ты двигаешься со скоростью черепахи, застрявшей в бетоне".
Он покраснел и выкрикнул, что я не должен ожидать слишком многого:
"Может, мне надо провести здесь 2 или 3 года, прежде, чем я смогу выйти."
Сердце у меня замерло, но сдержался и спокойно заметил: "Да, теперь я вижу,
как медленно мы продвигаемся к 91-му сеансу. Ты будешь больше
"регрессировать", как и утверждаешь, до тех пор, пока я кормлю тебя из
рожка, как младенца". Затем притворным тоном добавил: "Ну, давай, Билли,
поешь еще кашки". Сначала он побагровел, а потом расхохотался. Я же
продолжал: "Возможно, у тебя расстройство желудка, ты не умеешь проситься на
горшок (он еще более покраснел), и мне надо сменить тебе пеленки. Но их надо
сделать из целой простыни, потому что у тебя такой толстый зад, что пока
кончиться время нашего 91-го сеанса, у нас будет целая история болезни".
Больной смешался, а потом осторожно спросил: "Что вы имеете ввиду? " "Черт
побери, Билл, если ты будешь продолжать эту игру в "регресс", ты будешь