"Дж.Шеридан Лэ Фаню. Кармилла " - читать интересную книгу автора

залюбовались изумительным видом. Снова явилась перед глазами прогалина,
оставленная позади. Узкая извилистая дорога уходила влево под купы деревьев,
теряясь в лесной чаще. Справа дорога эта взбегала на мостик, к разрушенной
башне, некогда сторожевой, а за мостом был крутой лесистый косогор, и в
сумерках серели скалы сквозь густые завесы плюща. От зеленых низин
подкрадывался и легкой дымкой стелился туман, заволакивая окрестность; в
лунных лучах поблескивала река.
Царила волшебная и ласковая тишь, немного печальная (мне было грустно),
но безмятежная, как бы осветленная.
Отец умел смотреть, и я молча стояла рядом с ним, озирая широкий
простор внизу. За спиной у нас милые гувернантки хвалили пейзаж и толковали
о луне.
Мадам Перродон, пожилая и добродушная толстуха, вздыхала и восторгалась
попросту. Зато мадам де Лафонтен, по отцу немка, питала пристрастие к
психологии, метафизике и некоторой мистике. Она заявила, что такая яркая
луна возбуждает особую духовную активность. Она внушает сны, влияет на
лунатиков и на чувствительных людей, излучает тончайшие жизненные флюиды.
Мадемуазель рассказала, как ее кузен, помощник капитана торгового судна,
вздремнул в такую ночь на палубе под луной, и ему приснилось, что
омерзительная старуха когтит его щеку: он в ужасе проснулся с перекошенным
лицом - и лицо до сих пор перекошено.
-- Эта луна, эта ночь, - сказала она, - таинственно магнетичны -
оглянитесь на замок, посмотрите, как серебристым светом мерцают и вспыхивают
окна, будто невидимка засветил колдовские огни, приглашая нездешних гостей.
Бывает, что ум дремлет, самому говорить не хочется, но чужие речи
безразлично-приятны; и я, задумчиво глядя перед собой, вполуха слушала тихую
болтовню гувернанток. Потом они замолчали, а отец мой сказал:
- Что-то меня нынче одолевает хандра.
И процитировал Шекспира, которого каждый вечер читал мне вслух из
почтения к английскому языку:

Не знаю, почему тоскливо мне
И тяжко; и со мной, я вижу, тяжко.
Но как это напали на меня
Тоска и грусть - откуда ни возьмись?

- Дальше не помню. Но чувство у меня такое, будто над нами нависла
страшная беда. И кажется, безумное письмо несчастного генерала предвещает
недоброе.
В этот миг из-за косогора перед мостом послышались непривычные в нашей
глуши топот копыт и скрежет колес: появились два всадника, запряженная
четвериком карета и позади еще двое верховых.
Должно быть, ехали знатные особы; мы, как зачарованные, глядели на
великолепный выезд и в один голос вскрикнули, когда посреди моста один
коренник вдруг шарахнулся, перепугал другого и пристяжных, и лошади
рванулись вскачь. Карета промчалась между передовыми всадниками и с грохотом
понеслась по дороге. Пронзительный, несмолкаемый женский вопль доносился из
окна кареты.
Все кинулись вперед в тревоге и ужасе; отец - молча, мы - с отчаянными
возгласами.