"Рене Фалле. Капустный суп" - читать интересную книгу автора

не оставив потомства, словно бы подобное социальное положение было
малоперспективным для нового поколения.
Нет в деревне больше цирюльника, остался еще, правда, владелец замка,
который, невзирая на ход времени, заправляет охотничьи штаны в шерстяные
носки. Если он и сменял тильбюри на "мерседес", его все равно - даже
красные - величают, как прежде, мсье Раймон, и величают столь же
почтительно. Доживая свое вместе с концом своего века, он выжимает пот из
жителей деревушки вполне корректно, что, впрочем, ничуть не лучше, не в
пример своим предкам. Не отставая от моды и современности, он
собственноручно баламутит воду в своих призамковых канавах, чтобы прогнать
оттуда лягушек. Он не гордый, мсье Раймон.
Зато растут отары овец. Рабочие, они же крестьяне, обзавелись каждый
несколькими овечками и вечерами, перед сном, пересчитывают свое поголовье.
Крестьяне, просто крестьяне, временно живущие сами по себе, утверждают,
будто овцеводство - это, мол, для бездельников и что баран лучше всего
подходит к тридцативосьмичасовой рабочей неделе и оплачиваемому отпуску.
Все эти сельскохозяйственные проблемы с охотой обсудили бы в пивнушке
или за столиком бистро, но нет больше бистро, что, естественно, нарушает
нормальную жизнь коммуны. Так что в дни похорон, когда церковь отмыкает в
виде исключения свои врата, мужчины не знают, куда им приткнуться в
ожидании выноса тела, о чем извещает перезвон колоколов. Раньше они сидели
в кафе и лишь потом присоединялись к когорте плакальщиц; выпивали себе по
стаканчику, воздавая хвалу усопшему, которого было в чем упрекнуть, но так
как он уже почил с миром, то тем самым становился лучшим из людей. А
теперь они мерзнут или жарятся под открытым небом, а усопший - невинная
жертва общего недовольства - получает по заслугам.
Было, впрочем и не так уже давно было, в этих краях два бистро. Их
владельцы и владелицы постепенно отошли от дел, кто на погост, кто на
окраину поселка, и возделывают теперь свой сад. Не осталось у них
наследников, ибо такого рода семейные профессии не дают права презрительно
поглядывать на королей в баккара. Как бы то ни было, деревня без продажи
горячительных напитков уже не деревня, и так как они не могли утолить
жажду в собственных угодьях, крестьянам хочешь не хочешь приходилось
вышагивать добрых пять километров до городка, если их мучило, вполне,
впрочем, естественное, желание хватить рюмочку полынной, просто так, для
аппетита, воссоздать мир хлебороба за столиком, где режутся в белот, хоть
на минуту ускользнуть от опеки своей "матушки", как здесь величают мужья
своих супружниц.
Подобная зависимость их унижает и кажется им самым мерзким плодом
эволюции, накатившей на их сельский мир, - эволюции, по всему видать,
неизбежной. Люди бы уж как-нибудь сжились со всеми этими переменами, если
бы их так подло не лишали законной бутылочки. Деревня, словно Сахара,
изнывает от жажды, какой не запомнят и всё, как известно, помнящие
старожилы. Преобразования, перетасовки, происшедшие в этом краю последние
двадцать-тридцать лет, не волнуют молодежь, она плевать хотела на них, как
на сношенные до дыр первые свои джинсы. Их могла бы пронять лишь
хорошенькая война, скажем, 14-го года, великолепный список побед которой -
его сравнишь лишь со списком побед Эдди Меркса на велосипедных гонках -
можно прочитать на монументе, увенчанном фигурой пуалю, петухом и парочкой
снарядов; но если не стало теперь ни зимы, ни лета, даже весны не стало,