"Рене Фалле. Капустный суп" - читать интересную книгу автора

Уже сейчас рыбаков можно по пальцам перечесть, если, конечно, не
забредут сюда летом с десяток простодушных парижан, которых, по местному
выражению, "хоть голыми руками бери". С полной выкладкой, ну чистые Стэнли
или Ливингстоны, они, бедняги, прибывшие сюда провести отпуск, к ночи кое-
как добираются до своих палаток, еле волоча от усталости ноги, порвав
брюки о колючую проволоку и неся на кукане одну-единственную уклейку. Ибо
при деревне имеется кемпинг, расположенный неподалеку от ямы, куда
скидывают сорняки. Нелепая эта идея принадлежит мэру, свиноторговцу; он
мечтает поднять жизнедеятельность края, поставить его, как он говорит, на
путь экономической экспансии, о чем наслышался на ярмарках, где, как
известно, ведутся умные разговоры. Но деревня, увы, мало чем напоминает
Косту Брава, и кемпинг не окупает даже причиненной им потравы.
Уже давно во дворах ферм, где отныне царит тишина, не слышно грохота
молотилок. Муниципалитет оскопил навеки умолкнувший общественный фонтан на
главной площади поселка. Зачем зря расходовать воду, когда проложили
водопровод, она хлещет из всех кранов, пей не хочу! Нет ни ведер, ни
кувшинов, ни жизни, ни сплетен у фонтана, даже пузырей пены и тех нету.
Все колодцы в забросе, все землекопы, их копавшие, сданы в архив.
Сапожник, изготовлявший некогда сабо, крест-накрест забил досками
двери своей мастерской, ибо пришествие эры резиновых сапог сделало его
ремесло мало что ненужным - смешным. И не потребовалось много времени,
чтобы зеваки поняли, толпясь у трупа портного Зезе Бюрло, удавившегося на
орешине, что дела его пошли прахом с тех пор, как люди стали покупать
готовое платье в "Мамонте", город запустил свои щупальца даже в
деревенскую глушь.
Вся мелкая торговля и все скромные деревенские ремесла постепенно
заглохли. Уже не увидишь сейчас тряпичника, сзывающего своим рожком
тряпье, кроличьи шкурки и всякую чуланную заваль. Лудильщики, которых
здесь величают "бжижи", закрыли свои лавочки с тех пор, как хозяйки стали
выбрасывать на помойку кастрюлю, стоило ей хоть чуточку прохудиться. Такой
же разгром был учинен в рядах нищих странников, "перекати-поле", этих
неотесанных братьев Дилуа Бродяги. Попав, разумеется, на иждивение
социального обеспечения, они больше не шатаются по проселкам, от которых
тоже уцелело одно только название. И если куры вздохнули свободно, то
люди, призревающие своего ближнего, у которых больше нет под рукой этого
ближнего, тяжко вздыхают.
В деревне уже не листают любовной рукой "Каталог ремесел",
единственное сокровище французской сельской библиотеки наравне с
требником. Сейчас в деревне есть автобусы, а на автобусе можно скатать в
Виши, в Мулен, даже в Париж. Там делают закупки, и для этого нет нужды
прибегать к сложным заказам. Впрочем, плевать на него, отцовский и
дедовский каталог. Пусть подыхает добрый старый каталог, будивший мечту
под светом керосиновой лампы. С ним вместе захоронена целая цивилизация,
ставшая анахронизмом, и ее преследуют повсюду, как китов.
На лугах не пасутся больше ослы. Они стали лишними ртами даже для
чертополоха. Прощайте, ослики! Уж не потащатся они с грехом пополам на
мельницу молоть зерно сирых. Впрочем, и мельницы нет. Колеса сгнили, и
обломки попадали в речку. Нет к тому же и сирых. Все они работают там, на
заводе. Нет даже аборигенов. Во время войны последние поселковые парии
перемерли с голода над своими хлебными карточками и талонами на топливо,