"Ориана Фаллачи. Ярость и гордость (антиисламский памфлет) " - читать интересную книгу автора

веков, аминь. Однако разрушению Лхасы не предшествовали суд и приговор.
Разрушение Лхасы не носило характера казни, осуществляемой на основании
юридических или предположительно юридических норм. Мир не ведал о
случившемся.
А в случае с двумя бамианскими Буддами речь идет о подлинном суде, о
подлинном приговоре, основанном на юридических или предположительно
юридических нормах и приведенном в исполнение. Это сознательное,
преднамеренное преступление, сознательное, просчитанное беззаконие, притом
что весь мир умолял: "Пожалуйста, не надо. Мы заклинаем вас, не делайте
этого. Археологические памятники - всемирное наследство, бамианские Будды не
причинили никому вреда". Даже ООН и соседние страны: Россия, и Индия, и
Таиланд, и Китай (у которого на совести грех Лхасы) - присоединились к этой
петиции.
Но приговор исламского Верховного суда Кабула тем не менее был вынесен:
"Каждая доисламская статуя будет разрушена. Каждый доисламский символ будет
уничтожен. Каждый идол, осуждаемый Пророком, будет стерт в порошок". Этот
вердикт был вынесен 26 февраля 2001 года (не 1001-го). В тот самый день,
когда талибский режим санкционировал публичные повешения на стадионах и
последние права женщин были отняты. В том числе: право смеяться, право
носить высокие каблуки, право находиться у себя дома, не завешивая окна
черными занавесками. Затем начались разрушение и, помнишь, пулеметные
очереди в лица Будд? Помнишь, отлетали носы, разлетались на мелкие части
подбородки, постепенно исчезали щеки, крошились руки? Помнишь
пресс-конференцию с талибским министром Кадратуллой Джа-малем для
иностранных журналистов? "Нам было трудно разрушить их. Гранат и пятнадцать
тонн взрывчатки, которые мы заложили у подножия двух идолов, оказалось
недостаточно. Тяжелая артиллерия тоже не помогла - нам удалось повредить
только головы. Теперь мы рассчитываем на помощь дружественной страны, на
содействие экспертов по разрушению, и через три дня приговор будет полностью
приведен в исполнение". (Что за дружественная страна: Саудовская Аравия или
Пакистан? И что за эксперт по разрушению? Не сам ли Усама бен Ладен?) В
конце концов окончательная двойная казнь. Два оглушительных взрыва. Два
густых облака. Похожи на облака, которые по прошествии шести месяцев
поднялись над нью-йоркскими башнями. Я вспомнила своего друга Кон-дуне.
Потому что, видишь ли, в 1968-м я взяла интервью у одного
восхитительного человека. У самого миролюбивого, самого кроткого, самого
терпимого, самого мудрого из всех, кого я когда-либо встречала в своей
бродяжьей жизни, - у теперешнего далай-ламы, монаха, которого буддисты
называют живым Буддой. Ему в то время было тридцать три года. Немногим
младше меня. Последние девять лет он - папа без церкви, король без
королевства, бог в ссылке. Ведь он жил в Дха-рамсале, в городе у подножия
Гималаев и почти на границе между Кашмиром и Прадешем, где индийское
правительство приютило его с несколькими тысячами тибетцев, бежавших из
Лхасы. Это была странная, незабываемая встреча. Мы пили чай в его маленьком
домике с видом на сияющие белые горы и серебряные остроконечные, как ножи,
ледники, мы гуляли по зеленым лужайкам, наполненным запахом роз, мы провели
вдвоем тот день с раннего утра до позднего вечера. Он говорил. Я слушала. О,
этот молодой бог сразу понял, что я не чту богов. Его миндалевидные глаза,
которым обрамленные в золотую оправу линзы придавали особую
проницательность, пристально наблюдали за мной с самого момента моего