"Ориана Фаллачи. Ярость и гордость (антиисламский памфлет) " - читать интересную книгу автора

самолетом? Или ловко организованный акт зрелищного терроризма? Почти
парализованная, я продолжала смотреть, а пока смотрела, снова и снова
задавая себе эти три вопроса, на экране показался какой-то самолет. Большой,
белый пассажирский самолет. Он летел очень низко. Чрезвычайно низко. Летя
низко, чрезвычайно низко, он направлялся ко второй башне, как
бомбардировщик, который целится в мишень и входит в мишень. Тогда я поняла.
Я поняла еще и потому, что как раз в этот момент звук появился и послышался
хор сдавленных криков. Сдавленных, неуверенных, бессильных. "Боже! О Боже!
Боже, Боже, Боже! О, мой Бо-о-о-о-о-о-г!" Дальше самолет вошел во вторую
башню, как нож входит в кусок масла.
Было 9.03. И не спрашивай, что я чувствовала в тот момент и сразу же
после него. Я не знаю. Не помню. Я была куском льда. Даже мой мозг был
заледеневшим. Не помню даже, происходило ли то, что я видела, на первой
башне или на второй. Например, люди выпрыгивали из окон-восьмидесятых и
девяностых, и сотых этажей, чтобы не сгореть заживо. Кто разбивал оконные
стекла, кто вылезал из окон и прыгал так же, как выпрыгивают из самолета с
парашютом. Дюжинами. И падали так медленно. Медленно взмахивая руками,
медленно плывя по воздуху... Да, казалось, что они плывут но воздуху. И
никогда не приземлятся. Никогда не достигнут земли. Однако на уровне
тридцатых этажей наступало ускорение. Они начинали в отчаянии
жестикулировать, думаю, пожален о поступке, моля о помощи.
Пожалуйста-помогите-мне-пожалуй-ста! И, возможно, они действительно это
делали. В конце концов, они падали, как камни, и разбивались! Видишь ли,
большую часть своей жизни я провела на войнах... На войнах я видела много
ужасов, я считала себя закаленной войнами, после войн ничто больше меня не
удивляет. Даже когда я злюсь. Даже когда испытываю презрение. Но на войне я
всегда видела, что людей убивают. Я никогда не видела людей, которые убивают
себя сами, людей, выбрасывающихся без парашюта из окон восьмидесятых,
девяностых или сотых этажей... Они продолжали прыгать и выбрасываться, пока
около 10 или 10.30 утра башни не разрушились и... знаешь, кроме людей,
которых убивали, на войнах я видела и взрывы. Что-то взрывалось потому, что
его взрывали. А тут башни разрушились не потому, что их взрывали. Первая
рухнула в результате имплозии, всосав саму себя внутрь, поглотив саму себя,
вторая же растаяла, превратилась в жидкость, как кусок мыла. И все это
произошло, или мне так только казалось, в могильной тишине. Неужели? Стояла
ли действительно тишина или она была внутри меня?
Возможно, тишина была во мне. Заключенная внутри собственного молчания,
я услышала о третьем самолете, рухнувшем на Пентагон, и о четвертом, упавшем
в лесу Пенсильвании. Заключенная внутри этого молчания, я начала
подсчитывать число погибших и почувствовала, что задыхаюсь. Потому что в
самом кровавом бою, который мне привелось видеть во Вьетнаме, под Дак-То, я
видела около четырехсот мертвых. В бойне в Мехико-Сити, в той бойне, в
которой в меня тоже всадили несколько пуль, убитых было около восьмисот. И
когда, предположив, что я мертва, спасатели отправили меня в морг, а я там
пришла в себя, мне показалось, что трупов, среди которых я пришла в себя,
было еще больше. Теперь, зная, что в этих башнях работало почти пятьдесят
тысяч людей, я не могла -~ у меня не хватало духа - подсчитать количество
жертв. Первые сводки говорили о пяти или шести тысячах пропавших. Одно дело
"пропавшие", другое дело "погибшие". Во Вьетнаме мы всегда отличали
пропавших от погибших. Не все пропавшие погибали... Но тут, я думаю, точного