"Ориана Фаллачи. Ярость и гордость (антиисламский памфлет) " - читать интересную книгу автора

1946 году я приняла деньги - чтобы купить приличные туфли, которых ни у
меня, ни у моих сестренок не было).
Ну а теперь... Мне сказали, что от моего отказа главный редактор,
остолбенел, как Лотова жена при последнем взгляде на родной Содом. Мне также
сказали, что многие сочли мой жест наивным с налетом высокомерия. (Что,
может, и правда). Но всем: и ему, и им - еретик и ведьма отвечает: "Теперь
приличные туфли у меня есть. Даже если бы у меня их и не было, я бы
предпочла ходить босиком по снегу, чем иметь в карманах эту
очень-очень-очень-щедрую-щедрую-щедрую плату. Даже один-единственный цент ее
запятнал бы мою душу".
Нью-Йорк, декабрь 2001 Флоренция, сентябрь 2002


Ты просишь меня, на этот раз, высказаться. Просишь хотя бы теперь
нарушить избранное мною молчание. Молчание, на которое я обрекла себя все
эти долгие годы, не желая смешивать свой голос с голосами "стрекоз". Я так и
делаю. Потому что я услышала: в Италии кое-кто радовался 11 сентября точно
так же, как радовались в тот вечер показанные по телевидению палестинцы в
секторе Газа: "Победа! Победа!" Мужчины, женщины, дети. (Конечно, если те,
кто способен на подобное, могут называться мужчинами, женщинами, детьми). Я
слышала, что некоторые политики или так называемые политики, так же как и
некоторые интеллигенты или так называемые интеллигенты, те, кто не имеет
права считаться цивилизованными людьми, по существу, вели себя таким же
образом. Что они радостно резюмировали: "Хорошо. Так американцам и надо". Я
очень, очень, очень зла. Моя злость - это ярость, холодная, ясная,
рациональная. Ярость, исключающая какую бы то ни было беспристрастность,
какое бы то ни было снисхождение, она велит мне отвечать им и плевать в
лицо. И я плюю в эти лица. Такая же, как и я, разъяренная афро-американская
поэтесса Майя Анжелу вчера вечером прорычала: "Будь злой. Это правильно быть
злой. Это полезно для здоровья". Прекрасно... Полезно ли это мне, не знаю.
Но я знаю точно, что им это будет вредно. Я имею в виду тех, кто восхищается
бен ладенами и поддерживает их своим пониманием или симпатией, или
солидарностью. Когда я нарушу молчание, тогда придет в действие детонатор,
который слишком долгое время собирался взорваться. Бот увидишь.
Еще ты просишь меня выступить свидетелем и рассказать, как я пережила
этот апокалипсис. С этого и начну. Я была дома, мой дом находится в центре
Манхэттена, около девяти часов утра у меня возникло предчувствие опасности,
которая, вероятно, не грозила непосредственно мне, но которая определенно
имела ко мне отношение. Это было ощущение, которое приходит в бою, когда
каждой клеткой кожи чувствуешь пулю или приближающуюся ракету и слух
обостряется, и тем, кто рядом с тобой, ты кричишь: "Ложись! Вниз, вниз!" Я
отогнала это ощущение. Я сказала себе: не во Вьетнаме же я, слава небесам. И
ни на одной из тех проклятущих войн, что с самой Второй мировой войны
терзают мою жизнь. Тем изумительным сентябрьским утром, 11 сентября 2001
года, я была в Нью-Йорке. Но это необъяснимое, непостижимое ощущение
продолжало овладевать мной, и я включила телевизор. Непонятно почему, звука
не было. Экран, наоборот, работал. И по всем каналам {у нас в Нью-Йорке
около сотни каналов) показывали одну из башен Центра международной торговли,
которая начиная с восьмидесятых этажей горела, как гигантская спичка.
Короткое замыкание? Легкомысленный пилот, потерявший контроль над маленьким