"Джорджо Фалетти. Нарисованная смерть (Глаза не лгут никогда)" - читать интересную книгу автора

секторов, продолжал излучать цветовые пятна, размытые, непристойные образы
вне всякой последовательности. Этот огромный тотем ему заказали для
украшения холла правительственного здания штата Нью-Йорк в Олбани. В день
открытия в присутствии губернатора и высокопоставленной публики в зале стоял
возбужденный ропот: все предвкушали включение модуля. И едва появилось
изображение, ропот сменился гробовой тишиной - присутствующие словно
окаменели.
Первым пришел в себя губернатор. Его громовый голос эхом раскатился по
огромному залу предупреждением о вселенской катастрофе.
- Потушите этот скандал!
Скандал потушили, но тут же разгорелся другой, еще более громкий.
Джерри Хо обвинили в надругательстве над общественными институтами и
непристойных действиях, но судья, подписавший обвинительное заключение,
одновременно выдал ему ордер на вселенскую славу. Владелец галереи Лафайет
Джонсон, которого он сейчас ждал с очередной дозой наркотика, не успевал
добавлять нули в ценниках, а сам Джерри принял неизбежные последствия своего
жеста: и приговор суда, и внезапную доступность женщин, и деньги на оплату
того, что в настоящий момент нес ему галерейщик.
Звонок в дверь прозвучал для Джерри Хо примерно так же, как слова lupus
in fabula.[1]
Не озаботясь прикрыть наготу и хаос своего аттика, Джерри пошел
открывать. Заметив, что одна створка приоткрыта, он застыл на месте.
Эта бестолочь Меридит не закрыла за собой дверь. Если бы перед дверью
был Лафайет, он вошел бы без звонка.
Джерри растворил дверь пошире и увидел на темной площадке мужскую тень.
Как видно, лампочка перегорела, и он не смог толком разглядеть, кто это. Но
явно не Лафайет: сумрачный гость на порядок выше владельца галереи.
Последовала секундная пауза - сродни краткой остановке времени и ветра
перед первыми каплями летнего ливня.
- Здравствуй, Линус. Не признал старого друга?
В голосе, донесшемся из полутьмы, клубился тысячелетний туман. Он очень
давно его не слышал, но узнал мгновенно. Как и все, Джерри Хо в
наркотическом дурмане часто представлял собственную смерть - единственную
реальность в жизни человека. И при этом испытывал желание, присущее каждому
художнику: иметь возможность самолично задать формат полотна и цвет своего
савана.
Когда человек с лестничной площадки вступил в круг света, Джерри
удостоверился в том, что реальность превзошла его самые смелые фантазии.
Художник смотрел ему прямо в глаза, не обращая внимания на пистолет, зажатый
в руке гостя. И лишь одно удалось ему разглядеть четко: незнакомую руку,
вылившую ведерко черной краски на то крайне сомнительное полотно, каким было
его существование до этой минуты.

3

Лафайет Джонсон легко припарковал новенький "ниссан-мурано" на углу
Уотер-стрит. Выдернул ключ из зажигания и нагнулся достать небольшой пакет,
спрятанный в потайном ящичке под сиденьем водителя. Затем вышел, нажал на
кнопку, включая сигнализацию. Поглядев на мигнувшие подфарники, расправил
плечи и глубоко вдохнул. Легкий теплый ветер, налетавший с юга, едва уловимо