"Юлий Файбышенко. Троянский конь" - читать интересную книгу автора

возле другой, несколько авторучек в колпачках. На штыре вешалки висел
эспандер. Здесь нерушимо, по-немецки властвовал порядок. Пахло лекарствами и
одеколоном. Эти запахи всегда приходили с Бергманом.
Над кроватью висела фотография в ореховой раме. Два мальчика,
темноглазых и темноволосых, один чуть меньше, в серых костюмчиках в мелкую
клетку, в штанишках до колен, в гетрах, в смешных кепи смотрели в немом
восторге, протягивая вперед руки. У обоих были расширенные к вискам головы,
у обоих горбились бергмановские носы. "Жену не хочет вспоминать, - подумала
она, - детей помнит".
Он сложный и неплохой человек, Рупп Бергман.

По веранде ослепительно разгуливало солнце, и только тень от лип через
дорогу то падала, принося с собой прохладу, то уходила вслед за рокочущими
от ветра вершинами. Полина взялась руками за нагретые перила. Боже мой, как
все-таки хорошо весной! Хорошо даже тогда, когда так плохо.
Мимо веранды прошел, оглядываясь, какой-то человек. Она взглянула с
удивлением на его спину в ватнике. Человек был явно не местный. Потому что
местные знали, что идти к реке опасно. Там траншеи и доты, там на каждом
шагу патрули. В военную зону население не допускается. Человек все шел,
поглядывая на липы, вот-вот аллея кончится, и он окажется в полосе видимости
дозоров... Окликнуть? Но, может быть, он знает, что делает?
Человек остановился. Поднял руку и сломил ветку. Потом повернулся и
пошел обратно. Полина не отрываясь смотрела на него. Это был высокий
русоволосый парень, он шел неторопливо, чуть покачивая плечами. И она, еле
удерживаясь от крика, смотрела, как он идет мимо веранды. Только один
человек на целой земле мог так ходить. Она смотрела на него сверху. Парень
тоже царапнул ее краем глаза, но не повернул лица. Он был плохо подстрижен,
видно, какой-то деревенский парикмахер поработал над его головой. Волосы
были выстрижены лесенкой, лицо медно-красное от полевого загара. И все-таки
это был он. Ее муж, ее Николай.
- Коля! - крикнула она, бросаясь с крыльца, и тогда он обернулся. Он
стоял с беспомощным и жалким лицом, смотрел потерянным, затравленным
взглядом, и она остановилась, прижала к груди раскрытые для объятий руки.
Теперь они просто глядели друг на друга. И на глазах происходила перемена.
Он становился прежним Колей. Смигнули и стали вдруг счастливыми глаза,
разошлись сдвинутые брови, смеялся крупнозубый рот. Оно уже сияло, это лицо.
- Полька! - бормотал он. - Не может быть! Это ты? Полька!..
Они стиснули друг друга, вросли, вмялись один в другого. Два мокрых от
слез лица обожгли друг друга, спаялись на мгновение, стали неразрывны.
- Коля! - шептала она, а он, все еще не веря, повторял: - Полька,
Полька! Ты!..
Она ввела, скорее втянула его в дом, заставила сбросить телогрейку,
принесла яиц и картошки в тарелке, села напротив, подперлась кулачком,
следила, как он ест, отрываясь только, чтобы взглянуть на нее.
- Откуда ты здесь? - спрашивал он с набитым ртом. - Ведь в этом доме я
жил, когда приехал.
- Потому-то и я в нем живу, - она протянула руку, потрогала его
волосы: - Кто тебя так обкорнал, милый?
- В лесу! - сказал он.
Он оглядел комнату, споткнулся взглядом о немецкие карты и сигареты на