"Юлий Файбышенко. Кшися" - читать интересную книгу автора

- Гой, нэ дывуйтесь, добрии люды, що на Вкрай-и-ни повста-а-ло! - мощно
гремело в саду.

Що пид Даше-вым, за Со-ро-кою
Мно-жест-во ля-хив пропа-а-а-ло!

Шла яростная и могучая песня, песня, звавшая к мятежу, к схватке. Я
слушал, околдованный. Нотки ожесточения все нарастали. Вдруг что-то зашипело
где-то в стороне, потом прогромыхало, и под звуки оркестра какой-то
странный, но достаточно звонкий голос запел постепенно накаляясь:

Еще Польска не згинела,
Покы мы жиейми!

Отец, усмехнулся, кивнул головой:
- Стефан вступает. Теперь начнется соревнование!
Я крадучись шмыгнул в коридор и выскочил во двор.
На крыльце по-прежнему сидели невозмутимые Исаак и Ревекка. Он качался
в своем кресле, она ему читала. Я пробежал мимо них, юркнул в молоденькие
яблоньки, сел там в траву, стал всматриваться и слушать. Компания за столом
возбужденно шумела. Лица парней побагровели, чубы еще больше сползли на лоб,
вышитые вороты рубах были распахнуты. Мимо стола поспешно прошла мама.
Видно, искала меня. Еще полчаса назад Иван обязательно пригласил бы ее за
стол, но теперь все они были уже другими. Вот кто-то из них встал, уперся
руками в пояс, и снова загремела дикая, улюлюкающая казацкая песня! Ее пели
с ревом, яростью, напрягая жилы на шее. Казалось, не люди, сидящие за
столом, заставленном блюдами и бутылями, поют ее, а всадники, заломивши
бараньи шапки летящие по степи. Навстречу, со стороны половины Стефана,
фыркая и прочихиваясь, разразился "Марш Пилсудского". Граммофон Стефана
вовсю надрывал свои медные, источенные старостью легкие.
Песни сталкивались, как отряды. С одной стороны - полуголые дикие
казаки, с другой - стройные ряды всадников в кунтушах и жупанах, с суровыми
региментариями под хоругвью.
Старый граммофон издал треск, но неожиданно прибавил звуку. Тогда
компания за столом не выдержала. Парни встали, как один, в самом этом рывке
была неделимая и спрессованная сила. Они двинулись все сразу, они шли, чуть
наклонив вперед головы, руки - в карманах широких штанов. Не шли даже, а
перли, как стадо разъяренных быков, и, казалось, остановить их было
невозможно, таким слитным и неудержимым было это движение. Но они все-таки
остановились, когда в калитке своей половины сада - она была огорожена -
встал Стефан. Он был в жилете и шляпе, его длинные руки держали берданку.
Глядя себе под ноги, он сторожил каждый шаг подходящей компании. Иван шагнул
было к нему, но Стефан резко повел дулом, и Иван отскочил. Хлопцы стояли
молча. Они все смотрели на Стефана, и челюсти у них выдвигались вперед. Они
ждали какого-то сигнала, и если бы он прозвучал, неизвестно, что бы стало со
Стефаном. А он стоял в узкой калитке, чуть наклонившись, стискивая темными
граблястыми руками ружье, желваки ходили на его худом, красноватом от загара
лице с длинным носом, и по такой же, как у хлопцев, молчаливой, ненавидящей
непреклонности всей его фигуры чувствовалось: он не отступит, что бы ни
случилось. Сзади его кричала и рвалась из рук его жены Кшиська. Иван сунул