"Юлий Файбышенко. Розовый куст " - читать интересную книгу автора

Климов был третий лишний. Да он это и знал с самого начала.
Одесские джазники совсем сошли с ума, они не могли ни одного танца
играть в одном темпе, они гнали всю кавалькаду по залу, как будто это
уходила из-под выстрелов разбитая конница.
А он все искал этого чуть ссутуленного парня с завитой пшеничной
укладкой и рядом с ним тонкую, с печально опущенными плечами, потухшими
глазами, ту, единственную...
Кто-то, подойдя, стал рядом. Голос Стаса, перекрывая оркестр, сказал:
- Ты чего тут?
- По делу, - сказал он, не оглядываясь.
- Ну?
- Один из шайки Кота здесь.
- Кто такой?
- Красавец. Кроме клички, ни примет, ни зацепок.
- Поищем... В следующий раз придешь разговаривать во второй буфет,
присядешь ко мне за столик...
- Да ладно, конспираторы... Филина видел?
- Видел. Он за это погорит.
Тустеп кончился. Толпа повалила к дверям. Стас исчез. Климов смотрел,
как мимо него проталкивались пары. Полагалось после такой скачки смачивать
горло в буфете. На эстраде суетился маэстро и за что-то разносил своих
джазников.
Они проходили, краскомы в новеньких френчах, молодые, сияющие, нэпманы
с их красавицами, студенты с их простоволосыми, коротко стриженными
девчонками, но где же...
И вдруг увидел, как пшеничная укладка, выделяясь над остальными
головами, двинулась к дверям. И вот они прошли. Какой измученный у нее вид,
как белы ее щеки; где она, смугло-здоровая бледность тех времен, когда она
сидела в приемной у Клейна; где дальний внезапный свет ее глаз? Словно
повинуясь упорству его взгляда, ресницы ее затрепетали, она повела плечиками
под блузкой и искоса взглянула на него, как-то виновато, как-то обреченно и
умоляюще. Узнала - и тогда холодная, никогда раньше не виданная им
надменность распрямила ее спину, она резко отвела глаза и прошла мимо него,
далекая и недоступная, уже с увлечением слушая, что говорит ей рослый
человек лет тридцати в коричневом костюме и желтых "шимми".
...Собрание, на котором все и произошло, до сих пор стояло перед его
глазами во всех подробностях. Клейн как раз выступал по вопросу об утере
революционной бдительности и зачитал циркуляр из Центророзыска о более
решительной проверке кадров. Едва он кончил, как на сцену выскочил Селезнев
и попросил слова. Он был сдержан, и только жесты, которых он не мог
удержать, своей торопливостью указывали на его волнение и предчувствие
торжества.
- Верные слова говорили, товарищ начальник, - сказал он, обращаясь к
Клейну, - беспощадно надо пресекать! - Он остановился и вздохнул, чтобы
сдержать ярость. Желваки явственно проступили на скулах, и лицо его с русой
челочкой на лбу все напряглось. - Мировая революция не за горами,
товарищи, - продолжал он, - и нам тут нянчиться некогда. Гражданка Шевич! -
он посмотрел в зал, где в самом конце его, неподалеку от Климова, сидела,
подперев кулачком подбородок, Таня, и она растерянно встала с
добро-непонимающим, изредка появлявшимся на ее милом, смешливом лице