"Александр Александрович Фадеев. Рождение Амгуньского полка" - читать интересную книгу автора

И действительно, мысли его приняли другой оборот.
- Так нельзя, - сказал он, строго глядя на лошадь. Слова эти
относились, однако, не к ней, а к самому комиссару. - Так нельзя, - снова
повторил он вслух. - Тебя все равно расстреляют, но предупредить о
случившемся ты обязан.
Придерживая курок нагана большим пальцем, Челноков опустил его на место
и спрятал револьвер в кобуру. В его движениях не чувствовалось волнения или
страха. Он поднял с земли фуражку и стал чистить ее мокрой еловой веткой.
Ему не хотелось, чтобы даже в его одежде был намек на панику. Правда, он не
сумел удержать полк, хотя и должен был сделать это. Но это еще не означает,
что все остальное может идти спустя рукава.
Челноков отвязал лошадь и, вскочив в седло, выехал на дорогу. Лошадь
рвалась в ту сторону, куда ушел полк, а он заставлял ее идти в другую.
Несколько секунд они вертелись на одном месте, пока ей не стало ясно, что
обстоятельства переменились.
Тогда она повиновалась человеку и, закусив удила, понеслась к штабу
фронта, на станцию Бейцухе.


2

В очередной оперативной сводке иманская "Рабоче-крестьянская газета"
писала:

"2 мая наши части, под давлением превосходных сил противника, оставив
разъезд Кедровая речка, отошли на линию ст. Бейцухе. Дальнейшее продвижение
противника приостановлено".

Прочитав сводку, командующий Северным фронтом невольно улыбнулся. Это
была горькая, спрятанная в усы улыбка. Он лучше всяких газет знал, что
поражение под Кедровой речкой являлось на самом деле разгромом красного
фронта. "Превосходные силы противника" заключались в одном батальоне,
разогнавшем десятитысячную армию. "Движение противника" отнюдь не было
приостановлено, но он сам не пошел дальше, боясь распылить немногочисленные
силы по мелким станциям и разъездам.
Перед мысленным взором командующего все время лежал громадный кусок
Амурской долины, по которому уверенно перестраивались цепочки, квадратики,
линии маленьких косоглазых людей, внушавших ужас защитникам кедровореченских
позиций. И потом... эта неудержимая звериная паника, с оставлением орудий,
винтовок и амуниции, с беспощадными драками между своими из-за каждого
паровоза, вагона или двуколки, с бессмысленными, полными дикого страха,
потными, измученными, уже нечеловеческими лицами. А когда штабной вагон
попал наконец на станцию Бейцухе, он увидел на платформе сухого,
сморщенного, с мочальной бородкой старика, грозившего скрюченным пальцем и
кричавшего с пеной у рта:
- Дезертиры... Мы дали вам одежду, мы дали вам хлеб, а вы нас японцу
продаете? Будьте вы прокляты!.. Вы и ваши дети!
Теперь - не только в Приморье, но и за Амуром, и в Прибайкалье, и за
Байкалом - Кедровая речка стала нарицательным именем, символом панического
бегства, трусости и позора.