"Авраам Иехошуа. Любовник" - читать интересную книгу автора

Бессонницу не обманешь. Ну-ка, открой глаза, поднимись, присядь на кровати,
зажги свет и подумай, как убить время, оставшееся до утра.
Уже после обеда я знала, что ночь не пройдет гладко, что не удастся мне
уснуть. Странное дело, но у меня было предчувствие. Тали и Оснат пришли
после обеда и сидели у меня до вечера. Было весело, мы смеялись, болтали,
сплетничали. Сначала об учителях, но в основном о мальчиках. Оснат совсем
ненормальная. Это началось сразу после летних каникул, никакие высокие
материи ее не интересуют, только мальчики. Каждые несколько недель она в
кого-нибудь влюбляется. По самые уши. Чаще всего в мальчишек из
одиннадцатого или двенадцатого класса, а они даже не подозревают, что в них
влюбились. Но это не мешает ей создавать из каждой любви увлекательную
историю. Я люблю ее. Некрасивая, тощая, в очках, а язык острый как бритва.
Тали и я просто умираем со смеху от ее рассказов. Такой шум подняли, что
папа заглянул посмотреть, что случилось, но сейчас же закрыл дверь, увидев
Тали: сбросив туфли, сняв свитер, она валялась на моей кровати в
расстегнутой кофточке, с распущенными волосами. Куда бы она ни пришла, сразу
же раздевается и залезает в чужие кровати. Совсем разболтанная. Зато
настоящая красавица и хорошая подруга.
Было весело. Оснат, опустив очки на нос, копировала Шварци, как вдруг
посреди всего этого восторга и смеха над ее головой за большим окном
появилось маленькое облачко, лиловое, ночное такое, плыло оно низко-низко,
почти задевая за крыши. И маленькая молния вспыхнула у меня внутри, в
глубине черепной коробки. Просто какое-то физическое ощущение. Ночью не
удастся мне уснуть - пророческое предвидение. Когда Оснат и Тали сморит
глубокий сон, я все еще буду вертеться здесь на кровати с боку на бок. Но я
не сказала ничего, продолжала болтать и смеяться. И только маленькое упорное
пламя уже горит внутри, подобно крошечному огоньку нашей постоянно
включенной газовой горелки. Пропал твой сон, Дафи.
Потом я забыла об этом, или мне казалось, что забыла. Вечером они ушли,
а я села за уроки, все еще надеясь на нормальную ночь. Быстро
проанализировала два мрачных пророчества Иеремии и сравнила их между собой,
в два счета покончила с описанием смерти и разрушения в "Сказании о
погроме".[2] Дурацкие вопросы. Но лишь только я взялась за эту проклятую
математику, как на меня напала неудержимая зевота, навалилась какая-то
ужасная усталость. Надо было, наверно, тут же завалиться на кровать и
уснуть, воспользоваться моментом.
Но я по глупости еще пыталась понять вопросы, а потом папа позвал меня
ужинать. А если он готовит ужин и я задерживаюсь, он просто звереет от
голода. Готовит он с молниеносной быстротой и с такой же быстротой съедает.
Не успевает накрыть на стол, как тут же все приканчивает.
Мама еще не пришла...
Я присоединилась к нему только для того, чтобы он не чувствовал себя
одиноким, - есть мне не хотелось. Мы почти не разговаривали, он сидел,
уткнувшись в радио - передавали обзор новостей. Мне он сварил яйцо всмятку,
которых я терпеть не могу. Готовит он всегда невкусно, хотя и уверен, что
умеет готовить. Увидев, что есть я не хочу, он съел и мое яйцо.
Как только он на минутку отлучился, я выбросила часть еды в мусорное
ведро, а остальное поставила в холодильник, пообещала вымыть посуду и пошла
смотреть телевизор. Еще шла арабская программа, но я сидела и смотрела, лишь
бы не идти в комнату, где меня ждала математика. Папа пытался одновременно