"Авраам Иехошуа. Любовник" - читать интересную книгу автора

находит...
Я вдруг подумал: "Как бы он опять не потерял сознание, как тогда в
гараже".
Но до чего же свободно он ходит по дому. Касается вещей. Сам идет на
кухню, открывает холодильник. Знает точно, где лежит большой атлас, чтобы
посмотреть на карту. И как он обращается к Асе, прерывает ее посреди
разговора, дотрагивается до нее.
В последние месяцы снова и снова возникают перед моими глазами картины
того вечера. Последние картины перед тем, как он пропал. Сумерки, он стоит
посреди большой комнаты, белая рубашка вылезла из черных брюк, оголив
полоску тощей, слабой спины. Он держит в руках раскрытый атлас и что-то
объясняет нам стоя, а она с покрасневшим и каким-то испуганным лицом следит
за его движениями, словно боится, как бы он не сломал что-нибудь. "А ведь и
впрямь возлюбленный, - подумал я, - она влюблена в него".
А в это время уже идет война, разразившаяся с такой страшной силой.
Неотвратимо накатилась она на нас, и никуда от этой новой действительности
не деться. Вечер наступил быстро, но мы не зажигали света, чтобы не
закрывать окна. Каждый летящий в небе самолет заставлял его вскакивать и в
смятении бежать на балкон. Ему необходимо было знать, наш он или их. Он даже
попросил меня нарисовать на клочке бумаги, как выглядит "МиГ" и как выглядит
"мираж" или "фантом", и этот жалкий набросок брал с собой, когда, вскидывая
голову, выбегал из комнаты.
- Откуда взяться чужим... - ворчала Дафи, которая все время угрюмо
сидела в углу, следя за ним взглядом.
- Но ведь их авиация не уничтожена, - объяснял он с какой-то хмурой
улыбкой, - на этот раз все будет иначе.
Вот паникер. Нет, не совсем подходящее слово. Просто какой-то
отчужденностью веет от него. Все время задает какие-то странные, очень уж
частные вопросы. На какое расстояние стреляет ракета, могут ли обстрелять
порт с моря, и будут ли введены нормы на продукты, и когда можно будет
покинуть Израиль. Больше десяти лет не был он здесь и не имеет понятия, что
происходит во время войны. Какие-то устарелые европейские представления.
Я стараюсь относиться к нему терпеливо. Отвечаю на все его вопросы,
пытаюсь успокоить, а между тем поглядываю на Асю; она сидит в углу дивана
под торшером, прикрытым старой соломенной шляпой, чтобы свет не был таким
ярким, с кучей ученических тетрадей на коленях и с красным карандашом в руке
и пытается, я знаю, успокоить себя, но у нее не получается. Серенькая
женщина с сединой в волосах, в старом халате, на ногах домашние туфли без
каблуков, лицо напряжено, и это придает ему свет и силу. Влюбилась поневоле,
против своего желания, ошеломлена своей любовью, может быть, стесняется ее.
Большей частью молчит, лишь встает иногда и приносит что-нибудь поесть или
выпить: кофе мне, сок Дафи, бутерброд Габриэлю. А тем временем идет
непрекращающийся поток путаных сообщений, репортажей, речей по телевизору,
сообщений чужих станций. Информация поступает со всех сторон и повторяется с
удивительным постоянством. Раздается первый звонок - это главный механик,
ему уже прислали повестку. Я звоню домой нескольким механикам, оказывается,
их тоже призвали, некоторых - еще вчера, во второй половине дня.
Я выхожу из своей рабочей комнаты. Он сидит на кухне, ест суп. Жалюзи
опущены. Она пристроилась рядом, смотрит на него.
Он уже прочно прижился у нас...