"Евгений Евтушенко. Четвертая Мещанская " - читать интересную книгу автора

- Понимаешь,- сказал Степан,- существуют люди, в которых есть какая-то
внутренняя ложь, и все их внешнее поведение - жесты, манера разговаривать -
это лишь средство для того, чтобы скрыть эту ложь. А в Римме наоборот. Она
всем своим внешним поведением старается скрыть то хорошее, что есть в ней.
Она как будто даже стыдится этого хорошего! Она ведет себя так, словно ей
ничто не интересно, кроме самой себя: ни хлеб, который Розка растит, ни
деревья, которые я буду растить, ни операции, которые ее отец день и ночь
делает,- а я вот ей не верю! Она мне однажды сказала, что актриса должна
быть внутренне холодной. Сарру Бернар в пример привела, Я ей говорю:
"Неужели большие актеры, даже когда плачут, внутренне холодны?" "Это очень
просто,- сказала она,- нужно лишь вызвать в памяти то, от чего плакала
когда-то. Хочешь, покажу?" Встала она к стене, закрыла глаза, а из-под
ресниц слезы, большие, настоящие. Не знаю, может быть, в их театральной
жизни это и принято, но мне как-то гадко стало... А все-таки я не верю, не
верю, что это у нее в душе! И сколько бы она мне о своих романах или - как
это она их там называет?- новеллах ни рассказывала, тоже не верю!
Мы шли по Сретенке. Было около двенадцати. Уже закрывали "Гастроном", и
у его дверей, как всегда, суетилось несколько опоздавших, тщетно пытаясь
убедить уборщицу, что еще рано закрывать. Продавщица газированной воды
убирала стаканы в клеенчатую сумку. С витрины универмага застенчиво и устало
улыбался манекен. Манекену было стыдно, что он плохо одет.
В кинотеатре "Уран" кончился последний сеанс, и, задевая нас шуршащими
платьями, мимо заструились женщины и мужчины, пахнущие духами этих женщин.
И вдруг мы услышали:
- Что это вы здесь делаете?
Перед нами стояла Римма под руку с молоденьким морским офицером.
Офицер был новенький и весь никелированный, как чемодан.
- Это Петя,- сказала Римма,- и сейчас, на этой ужасной музыкальной
кинокомедии, он сделал мне предложение. Но я ему сказала, что не стою его.
Вы можете подтвердить, что это правда!
Петя жалко покраснел и, почему-то сняв фуражку, детским платочком стал
вытирать лоб, вспотевший от неожиданности.
- Ребята! - сказала Римма.- Я знаю, что мы будем сейчас делать. Мы
поедем в Серебряный Бор.
Она махнула рукой, и, ошеломленные и слегка подавленные, через
мгновение мы сидели в такси...
Ночью над Москвой-рекой все было таинственно: и лунно мерцающие
мраморные столики пустого летнего кафе, и волейбольная сетка между темными
деревьями, в ячейках которой шевелились крупные звезды, и черная вода с
длинными серебристыми отражениями огней, похожими на столбики монет. С того
берега доносилось поскрипывание: это терлись друг о друга темные тела лодок.
Я купаться не стал. Петя, смущенно теребя кортик, наверное, из
стеснения отказался. Римма и Степан поплыли вдвоем.
- Не горюйте, Петя,- сказал я таким голосом, словно был вдвое старше
его,- вы еще молодой.- И заговорил с ним о завтрашнем футболе.
Черные точки голов Риммы и Степана тихо двигались там, внизу, потом
исчезли из виду. И вдруг на другом берегу, на крутом песчаном обрыве у
лодочной станции, я увидел два силуэта, словно высеченные из черного камня.
Они стояли над покачивающимися на приколе лодками, над черно-серебряной
рекой, отделявшей их от нашего берега, и над всеми его печалями и радостями.